Троица. Воскресенье, 11 мая.
У нас служили сегодня молебен. Потом приехали три художника: Соколов, Филиппов и Сорокин. Сорокин пробыл недолго. Он, кажется, спешил к Сергию, но не говорил этого; он очень набожен. Чудесная личность этот Сорокин, которую никакие соблазны суеты до сих пор не могли испортить. Он сын крестьянина, но, достигнув звания классного художника, он сделался вольным. Три года тому назад получил он большую золотую медаль по исторической живописи, но в чужие края до сих пор еще не уехал. Способности у него очень большие, но он не имеет почти никакого образования, и воображение у него совсем не развито, и едва ли он далеко пойдет как художник. Зато как человек, честный, набожный и смиренный, без унижения, как только русские умеют быть, он уже пошел дальше многих.
Филиппов рассказывал о Севастополе, этой кровавой эпопее, о которой уж мало говорят теперь, точно избегают вспоминать тяжелое время. Филиппов провел в Севастополе два года с половиной, т. е. все время осады и еще после нее.
Он рассказывал были, похожие на небылицы; по крайней мере было бы желательно, чтобы то были небылицы.
Четверг, 15 мая.
Славно жить на даче! Столько успеешь и нарисовать, и почитать; читала «Ма biographie»[1] Беранжера. Его песня «Aux ètudients»[2] до тех пор вертелась у меня на языке, пока я не выучила ее наизусть[3]; также и другое стихотворение, оригинальное, но тоже не цензурное и переписанное в том же альбоме. Оно принадлежит Лаврову и начинается так: «Пусть гордой Франции презренный повелитель», а называется оно: «На 26 августа 1856 г.» В нем есть стихи:
Скажи ты пахарям святое слово: Воля ,
Сними с них барщины несправедливой гнет;
Свободной общине отдай родное поле —
Тебя тогда народ великим назовет.