Ленинград. Фильм Сталкер
12 июня уехал поездом в Москву. Опоздания сейчас стали правилом, поэтому не удивился, что приехали на полтора часа позже графика. Было намерение переночевать на вокзале и весь следующий день погулять по столице. В этот же день прошелся по Красной площади, которая нисколько не изменилась со дня последнего посещения, сел на троллейбус и сделал на нем кольцо. Ничто не говорило о том, что через месяц в столице состоится летняя Олимпиада. Годы спустя часто писали, что Москву основательно подчистили от нежелательных элементов, воров, проституток, и столица почти обезлюдела, я удивлялся: может быть, это провернули за оставшийся месяц после моего отъезда?
На метро поехал на ВДНХ, там пообедал и почувствовал сильнейшее расстройство желудка. Вероятно, от мороженого, которое купил недалеко от вокзала. Даже запомнил эту мороженщицу с коробом: некрасивая тетка в белом фартуке, да и вкус мороженого показался странным. Словно подсознание говорило: Задержи руку и подумай — что ты ешь?
Я уже знал, где здесь туалет, но почувствовал, что не успею добежать, а застирываться и приводить себя в порядок, здесь негде. До вокзала ещё доехать нужно. Вонь в автобусе или в метро никто не стерпит, а пешком – дорогу не знаю. В отчаянии оглянулся. Неподалеку летнее кафе, но меня не пустят, долго объяснять и убеждать, не успею. Вокруг елочки, кустарники, людей мало. И я решился, зашел за кусты и опростался. Никто из прохожих не заметил мою проделку. Да их и мало было, не смотрели по сторонам. Пошел к выходу, с намерением вернуться на вокзал, где не нужно искать туалет.
Хорошо, я предусмотрительно взял с собой лекарства. Пришлось в камере хранения получить чемодан, выпил левомицитин. Немного полегчало, но не было гарантии, что приступ не повториться, к тому же, устал, и хотелось прилечь.
Ночь на вокзале уже страшила, и я решил немедленно уехать в Ленинград. Днем в кассах было мало народу, вечером многие кассы закрылись, людей прибавилось, и все хотят немедленно уехать.
Я тоже заразился этим стремлением, и когда подошла моя очередь, сказал: На ближайший рейс. Который оказался международным поездом, едущим в Хельсинки, все вагоны купейные.
Вместе со мной купе заняли три кряжистых брата, которые сразу же поставили на стол бутылку водки, выложили сардельки, и пригласили составить им компанию. Я поблагодарил, сказал, что принимаю таблетки, показал упаковку антибиотика. Они не стали настаивать, приняв меня за больного, каким я и был в это время.
Доехал до станции Ручьи — это на окраине Ленинграда. Было раннее утро. День солнечный. Пришлось ждать целый час, пока начнут ходить первые трамваи. Благодаря таблеткам, мой желудок почти успокоился, но я прикинул, сколько времени понадобиться добраться до Анохина – не менее полутора часов, и кто знает, как поведет себя желудок, а местонахождение тамошних туалетов неизвестно. Нужно обезопаситься. Но на этой станции, маленьком разъезде, нет туалета. Есть небольшой скверик, правда, и людей на улице много, но делать нечего, зашел за кусты и обезопасился. На трамвае доехал до метро, а там, через считанные минуты был у Анохина.
Анохин не изменился, такой же холостяцкий беспорядок в комнате. Кого стеснятся, когда живешь один? Вечером он спросил, где находится Джелалабад, мол, «голоса» передали, что там прошли бои с нашим участием. Я высмеял это утверждение и показал советский город Джелалабад, был уверен, что «голосам» нельзя верить, они же настроены антисоветски.
Не знал, что и в Афганистане есть такой город. В свою очередь, спросил, что он слышал о рыбно-икорной махинации, в которую замешаны высокопоставленные чиновники. Он об этом ничего не слышал. Я рассказал, и он с недоверием выслушал.
Вечером поведал, как хорошо складывалась его молодость в начале века: ему удалось накопить большую сумму денег благодаря работе “половым” в чайной, а потом всё полетело прахом.
Я понимал, что он на всю жизнь затаил ненависть к советской власти, и вынужден это скрывать. Эта ненависть влияет на все его отношение к жизни, и к людям. Он пояснил, как найти платную поликлинику.
В первый же день пошел в баню, где в кассе купил две пары простых, дешевых носков, чтобы на работе ноги не так сильно прели в закрытых ботинках.
В понедельник, выстояв в очереди час, попал к кандидату наук Беляевой, заплатив в регистратуру два рубля. Удивился, что и в платную поликлинику очереди не меньше, чем в обычную. Дали талончик с указанным временем.
Хотя и пришел к назначенному времени, пришлось ждать, потому что у других было ещё более раннее время. Беляева не торопилась, ее не волновало, что люди часами томятся в коридоре, прочитала мои сопроводительные бумаги, осмотрела и спросила:
— В шее хрустит?
— Да, — удивился я, поворачивая голову.
В самом деле, как это я раньше не замечал, что раздается небольшой хруст.
— У вас шейный остеохондроз, — сказала она, и я поверил, потому что это было самое простое объяснение, а три предыдущих были ложными, мне ставили: гайморит, невралгию тройничного нерва и лептоменингит.
Она выписала лекарство и сказала, что оно не подлежит длительному хранению, нужно сразу употреблять, а хранить в холодильнике не более десяти дней.
Я заказал лекарство на улице Горького. На следующий день выкупил и стал употреблять. Не терпелось стать здоровым. Надо пить три раза, но днем меня дома нет, и я решил, что и двух раз будет достаточно, то есть утром и вечером. Не сразу догадался, что мне выписано сильное снотворное. Удивлялся, что так быстро устаю, и так сильно клонит в сон, что готов сесть на лавочку и заснуть.
Так, утром выпил лекарство и сел на катер, который шел в Петергоф, на электричке не рискнул, потому что в прошлый раз с Викой не попали, хотя и приехали к самой железной решетке Петергофа.
В десять часов утра немного прохладно. На причале сошел вместе со всеми. Людей пока ещё мало, даже фонтаны не включены, а без них скучно. В правой стороне заметил общественный туалет. Зашел, чтобы потом время не терять. Людей мало, чисто, зеркала.
Вышел и увидел, что заработали фонтаны, пропустил момент включения. Сразу стало веселей, народу всё пребывало. Обошел все разнообразные фонтаны. Любопытно.
Потом музей, в отдельно стоящем домике, и за отдельную плату. На первом этаже кухня Петра с лифтом. Круглый стол опускался на первый этаж и там сервировался, а потом подавался наверх. Много картин, невозможно всё запомнить, всё интересно.
В большой музей огромная очередь. Прикинул, что простоять можно не менее двух часов, и отказался от такого намерения.
С интересом понаблюдал за брызгающими камнями, стоило кому-нибудь наступить на определенный камень, как вдруг отовсюду брызгали фонтанчики, обдавая смельчака водой. Мало кто замечал, стоящего в стороне худого пожилого человека, который ногой нажимал на педаль. Ему тоже было весело от того визга и смеха, который доносился от этого забавного аттракциона.
Я подумал, что за такую работу он получает и маленькую зарплату, как же ему хватает на жизнь? Людей, привлеченных смехом, становилось всё больше, и ему пришлось подняться со скамьи, чтобы видеть, как весельчаки нащупывают нужный камень, заходя в самую середину, и когда вдруг окатывало со всех сторон, смех взрывался. День солнечный и жаркий. Многие догадывались, оглядывались, некоторые замечали, какую роль выполняет мужчина. Мне же было интересно за ним наблюдать. Ему тоже нравилось забавляться.
Всё осмотрено, но уходить не хотелось — впереди половина дня. В центре парка увидел огромную очередь из одних женщин, стоящих к сараюшке. Поразился по тому, как медленно продвигалась очередь. Им придется не менее двух часов выстоять очередь к туалету. Нужно обладать огромным терпением, чтобы выдержать, ведь желание-то уже возникло. Поэтому они и стали в эту чудовищную очередь.
Удивился, с какой выдержкой, невозмутимостью они стоят, словно в очередь за шоколадными конфетами. Длину очереди невозможно описать, что-то невообразимое и постыдное, не менее трехсот человек. Два туалета на несколько тысяч человек, которые приходят сюда, чтобы полюбоваться фонтанами, царской роскошью. Это издевательство над людьми и над здравым смыслом, но никто не роптал. Да и кого это касалось, кроме жертв?
Мужская очередь намного, в несколько раз меньше, и двигалась значительно быстрей. Решил, что и мне не худо бы облегчиться, кто знает, что впереди ожидает? Идти до первого туалета далеко, наверняка, и там такая же очередь. Встал в очередь. По мере приближения к туалету, две очереди, из мужчин и женщин, приближались, и я видел, если женщины в середине очереди стояли спокойно, то здесь возбуждение приближалось к апогею. Их состояние становилось критическим, и предстоящий срам был нестерпимей стыда.
Некоторые, наиболее смелые, бросались в мужской туалет и садились рядом с мужчинами. Стоило ли ради этого выстаивать два часа в очереди? Мужчины с пониманием относились к такому вторжению, старались ничем не оскорблять женщин, лишь кто-то пошучивал, и тоже старались быстрее сделать своё дело, чтобы освободить место для женщин. Никто не подсматривал, все стали интеллигентами.
Но я поражался: неужели такое «Великое стояние» возникло только сегодня? Наверняка, каждый день тысячи женщин проходят через такое унижение, и это повторяется из года в год, и будет повторяться, потому что все приезжие, местные сюда не ездят, жаловаться некому. Да и кому?
Я был оскорблен за поруганное женское достоинство, и расхотелось ходить по парку, с одной стороны огороженным колючим забором, а другой — чугунной оградой. Вышел за пределы, прошелся вдоль газонов и беседок за Петергофским дворцом.
Красиво, и кто знает, когда в следующий раз доведется это всё увидеть, и доведется ли? Всё это навевало меланхолию. Мимо проходили молодые парочки, а я со стороны наблюдал за ними, было одиноко и грустно. Решил вернуться на электричке. На вокзале купил билет и два пирожка. Прождал полтора часа.
В Ленинград приехал в 16 часов, страшная усталость, глаза слипаются. Понял, что не в состоянии доехать до дома, да и рано возвращаться домой. Анохин — не очень приятная компания. Прошел на вокзал, мест свободных много, сел и закрыл глаза. Даже дремы не было, сильная слабость, которую относил на счет своей болезни, совершенно забыв про лекарство.
Но просидел недолго, подошел милиционер и потребовал документы. Никогда не было привычки носить с собой паспорт, ведь это обуза, да и потерять можно, а без паспорта я никто, тем более в чужом городе. За окном отделение милиции. Вчера видел, как туда волокли мужчину, и очень не хотел бы туда попасть.
Я ответил, что у меня нет с собой паспорта, понимал, что вызываю подозрение своим необычным поведением: местный не будет сидеть на вокзале с закрытыми глазами. Он расспросил, где я остановился, и поверил, лишь сказал, что на вокзале спать нельзя, словно я лежал на скамье с ногами, а не сидел с закрытыми глазами.
Я кивнул и через минуту вышел из вокзала. Даже такого непродолжительного отдыха хватило, чтобы почувствовал себя намного легче.
Поехал в знакомую столовую на Петроградской стороне, вдали от центра, где кормили хорошо и не так дорого, как в других столовых. Но и после обеда оставалось время, не знал, куда пойти. Кажется, всё уже осмотрел, побывал во всех музеях. Картины импрессионистов на этот раз не оставили сильного впечатления, как в первый раз, два года назад.
Побывал в военно-морском музее, биологическом. Осмотрел тысячную коллекцию бабочек. Школьники перерисовывают животных.
В кунсткамере почему-то не ведется прием посетителей. Расстроился, хотел было уходить, как подъехал автобус. Люди стали заходить в музей, я пристроился к ним, и никто не остановил меня.
Сразу у входа большая скульптура какого-то африканского демона с вздыбившимся членом. На наш, пуританский, советский взгляд, слишком откровенно и неожиданно. Я несколько раз оглянулся на него, может быть, я что-то не так понял? На самом деле, это клюшка для гольфа.
Долгое хождение по залам, этажам, тысячи экспонатов. Невзрачный, серый длиннополый плащ Петра из перьев колибри, подаренный африканским королем. Гид сказал, что на этот плащ пошло двадцать тысяч колибри. Жестокость к птицам была сама собой разумеющейся, время было такое, когда и людей не жалели.
Ожидал большего впечатления, что сам музей будет просторнее и больше. В центре, среди первых экспонатов, где выставлены заспиртованные уродцы, 12-летняя девочка упала в обморок. Не удивительно, от такой экспозиции и взрослому жутковато становится.
Покатался на прогулочных катерах по Мойке, на Неве. Увидел на афише "Сталкер" Андрея Тарковского и подумал, что надо обязательно пойти, в Тольятти этот фильм могут и не показать: из 150 фильмов на наши экраны выходят лишь 60. Кто делает отбор?
Поразило, с каким вниманием смотрели зрители картину. На протяжении двух серий тишина в зале необыкновенная, полное слияние с творческим замыслом режиссера. Такое невозможно в Тольятти, где обязательно начали бы шуметь, т. к. фильм не для среднего зрителя. Я оказался прав, этот фильм так и не показали в Тольятти.
Второй фильм, фантастический детектив “Отель у погибшего альпиниста”, был примитивен по сравнению со «Сталкером».
Позже узнал, что первая версия “Сталкера” была неудачна, и Ермаш, которого наши демократы честили и в хвост и в гриву, разрешил переснять, что редко кому дозволялось.
Ещё много позже, когда по телевидению начали показывать этот фильм, я поразился перемене произошедшей со мной: фильм мне был неинтересен, скучен, затянут, актёры не играли, а присутствовали. В первый просмотр была тайна, сейчас эта тайна исчезла, остался голый остов, каркас, на который ничто не нанизывалось и вызывало неприятие, если не раздражение. Так кто он, этот Андрей Тарковский, гений или ремесленник? Хотя, всему своё время. Люди меняются, как и их сознание, образ мыслей. Он был хорош в своё время.
Наконец догадался не пить лекарство, и стал лучше чувствовать, исчезла сонливость, которая в 16 часов неодолимо клонила в сон.
Польстился на дешевизну и купил красивый синтетический белый свитер за 30 рублей, несколько красивых рубашек, браслет для часов, до этого носил только на кожаном и капроновом ремешке.
Все покупки были только мне, и Анохин сделал вывод, что я Вику не люблю, коли так поступаю. Я же не говорил ему, что у меня с Викой был уговор, покупаю только себе, так как до этого Вика покупала только для себя, что ей нравилось. Каждый знает свои вкусы. Он же сделал свой вывод.
Ленинградская программа телевидения не понравилась, скучная. Телевизор редко включали. После новостей передали покаянное выступление дьячка Дудко, который до этого обвинялся в антисоветской пропаганде, за что и был осужден, а потом чекисты его перевоспитали, или он понял, что нет смысла сидеть в тюрьме, если можно покаяться, и его длинный рассказ передали по телевидению. Говорил он складно и незаметно, что под принуждением.
Через полгода узнал, он снова принялся за антисоветскую агитацию, и, наверное, заново был посажен. Сообщили об этом скупо и невразумительно.
Побывал на Кировском стадионе, на Пискаревском кладбище, где больше всего поразился гнезду, построенном прямо на невысоком заборе у дорожки, возле калитки, где постоянно бродили люди. Долго ходил между могилами, умерших до войны.
Помня прошлое посещение, зашел в стереокино, но там, почему-то, показали обычный фильм. Я не догадался, точнее, постеснялся спросить об этом кассира. Не мог даже подумать, что идёт регресс!
За 12 лет в городе ничего не изменилось, а может быть, даже хуже стало. Раньше свободно продавались апельсины, и можно было купить ананасы, сейчас же за апельсинами выстраивалась огромная очередь, и мне бы не досталось, если бы Анохин не занял очередь, как инвалид, купил целую сетку перед самым отъездом.
Возвращался домой на самолете, чтобы не трястись в дороге полтора суток. Последние два дня в Ленинграде буквально изнывал от скуки, не зная, куда пойти и что ещё смотреть, просто ходил по улицам. Под вечер возвращался домой.
Анохин всё уговаривает угоститься рокфором с зеленой плесенью, который купил ему в магазине, зная его пристрастие, но не мог заставить себя на такой подвиг. Нет смысла привыкать, чтобы тут же отвыкнуть, в Тольятти его не продают.
