22.7.59.
В Машкиной свите — неожиданное прибавление: мальчик Митя. Это уже совсем взрослый человек, почти старичок: ему семь с половиной лет!
И он очень свысока, снисходительно, почти презрительно обращался с Машей.
Но Машка увлеклась этим бывалым, прожженным парнем.
Только и слышно было:
— Митя! Митя! Где Митя? Митя где?
Играли в мяч. И не в какой-нибудь, а в волейбольный. Играли втроем: папа, Митя и Маша. Правда, Митя то и дело покрикивал на Машу:
— Уйди! Не мешай!
Но Машка не обижалась, — ей, кажется, даже льстило это, то есть то, что к ней обращается сам Митя.
23.7.59.
Сидели с Машей в саду, в гамаке, играли “в маму и сыночка”. Я был сыночек, Маша — мама.
Я спросил:
— А где папочка?
— Папа ляботает... писает книгу.
Потом сказала:
— Не кричи. Иди сюда, я тебе сисю дам.
Где она видела, как “сисю дают”?
* * *
На станции Курорт показал ей настурцию. Дал понюхать. Сказал, что цветок называется настурция. Через десять минут мама спрашивает:
— Маша, как называется этот цветок?
— Этот? Настанция?
* * *
Сегодня утром, ласкаясь к матери, сказала:
— Мамсиночка, какой у тебя нос молоденький.
Мама уверяет, что это высшая степень одобрения. Сейчас, в середине лета, Маша то и дело слышит: молоденькая картошка, молоденькие огурчики и так далее. Впрочем, не уверен, что это отсюда...
* * *
— Я в магазин ходила. Купила туфельки.
— Да? И сколько вы за них заплатили?
— Сколько? Три года.
* * *
А вчера Машка задала мне странный вопрос:
— Полюбить можешь?