Но все эти годы, худо ли, хорошо ли, мы жили в основном на мои литературные заработки. После работы в «Юности» я сделал десяток передач в литературно-драматической редакции Всесоюзного радио, постоянно писал внутренние рецензии в журналах «Москва» (для дивной и добрейшей Евгении Самойловой Ласкиной) и «Знамя» (для Гали Корниловой), напечатал около сотни статей в Краткой Литературной энциклопедии и даже что-то для Комитета по Ленинским премиям. Но все же основным заработком, конечно, были внутренние рецензии. Ими в Москве, где в литературных журналах и издательствах был громадный «самотек» рукописей начинающих писателей и поэтов кормились сотни как молодых литераторов, так и немолодых, но по ряду причин (отсутствие уже опубликованных книг, что было необходимо для членства в Союзе писателей, возвращение из лагеря, как сперва было у Португалова, Волкова, Шаламова и других) давало возможность не только достаточно стабильных заработков, но и официальный статус — членство в профкоме литераторов, а как следствие — освобождение от обвинений в тунеядстве. Можно было числиться еще и формальным секретарем у академика или члена Союза писателей, каким был Найман у Ахматовой, Парнис у Некрасова, но это, конечно, не давало никаких денег. Между тем в журналах и издательствах, где в советское время была обязанность в месячный срок отвечать на все письма и рецензировать все присланные рукописи гонорары за эти ответы были стабильными, мне давали возможность не только кормить нашу небольшую семью, но и платить «членские взносы» в профком литераторов. С внутренними рецензиями проблема возникала у меня не столько материальная, сколько изредка моральная. Кроме прозы «Нового мира» и поэзии в «Юности» ни один журнал не мог себе позволить, да и не желал полагаться на «самотек». Всюду были свои редакционные и издательские планы из трудов известных писателей, составленные иногда на несколько лет вперед. Но положительная рецензия автору «самотека» в обязательном порядке давала основание для второй рецензии, обычно написанной работающим членом редколлегии журнала, а две положительные рецензии обязывали журнал публиковать начинающего автора. Таким образом похвалив его, внутренний рецензент доставлял проблемы кормившему его журналу. И в тех редких случаях, когда рукопись и впрямь была значительной, ты не мог себе позволить ее как и другие просто «отфутболить», но неизбежно начинались трудные переговоры с редакцией для защиты и помощи начинающему автору.
Вероятно, сейчас какой-нибудь заработок я еще и забыл. Ах да — лекции в обществе «Знание» и Бюро пропаганды в Союзе писателей. Так или иначе я обошел все редакции, где я печатался и получил об этом справки. Думаю, что ни у одного преподавателя на нашем факультете не было такого послужного списка — ни студенты, ни преподаватели, за очень редким исключением, тогда не печатались. Теперь у меня уже было две пачки справок: о сдаче экзаменов и о явной профессиональной пригодности, но в деканате меня с ними не принимали. Тогда по моей просьбе Марья Васильевна Розанова (жена Андрея Донатовича Синявского, который в это время был в лагере) дала мне телефон Эрнста Когана — его адвоката, который мне, однако, сказал, что советские суды таких дел не рассматривают, но посоветовал обратиться в Комиссию по Партсовконтролю:
— Там сидят старики, которые во всем копаются, может быть, они вам помогут.
К несчастью, в эти дни умерла моя бабушка — Елизавета Константиновна, и я уехал в Киев проститься с ней. В Киеве дня через три-четыре рассказал маме обо всем, что происходит в Москве. Матушка моя, которая никогда никому не жаловалась, никого ни о чем не просила ни за себя, ни за меня, здесь внезапно сказала:
— Я посоветуюсь с Иваном Трофимовичем.
Имелся в виду академик Щвец, который так же как Тамм, Делоне, Сухомел и Лившиц был учеником моего деда. Сын Ивана Трофимовича был маминым студентом, сам Швец был научным руководителем маминой диссертации, но кроме всего остального он был президентом Академии Наук Украины. Щвец охотно согласился со мной поговорить, пригласил меня к себе, внимательно выслушал, посмотрел справки о сданных экзаменах и редакционные удостоверения, хмыкнул и сказал:
— Журналистика в Киевском университете на украинском языке, и тебе это, вероятно, не интересно. Но у меня есть приятель в Москве, зам. министра высшего образования, возьми телефон и позвони ему — он тебя примет.
Свободное копирование
