Но пока еще до поездки в Крым было далеко, мы с Томой спокойно учились на факультете журналистики и, казалось, ничто не нарушает размеренного течения жизни. Но года через два после моего перевода на заочный, нас слегка задели.
Тома училась в первой — международной группе и ее, как и других студентов этой группы, после четвертого курса должны были послать заграницу в качестве стажера-переводчика — все они, кроме диплома журналистов получали и удостоверение переводчиков. Делалось это через ГКНТ (Государственный комитет по научно-техническим связям). Этот комитет, как теперь известно — но тогда мы ничего этого не понимали — занимался, в первую очередь, кражей современных технологий на Западе, размещал заказы на эту же работу в КГБ, и был таким образом, очень важной государственной структурой, где заместителем председателя был зять Косыгина Джермен (Дзержинский, Менжинский) Гвишиани. Для студентов эта почти годовая практика была проверкой на политическую зрелость и надежность, для ГКНТ — еще и некоторая экономия — студентам, как еще не имеющим диплома, платили раза в два меньше. Но Тому, явно из-за моей плохой репутации, не захотели близко подпускать даже к этим предварительным государственным секретам. Медицинская комиссия обнаружила у нее на предплечье родинку, которая в жарком климате якобы могла превратиться в раковую опухоль и, хотя родинки были и у других, она одна была безоговорочно забракована. Ей было, правда, предложено родинку удалить, но операция и выздоровление должны были занять столько времени, что ни в Египет, ни в Алжир, как ее одногруппники, уехать она бы уже не успела. Для ГКНТ и вообще для поездок заграницу с родинкой или без Тома не годилась. Впрочем, все это было ясно заранее, и мы не переживали. Но наступила весна 1968 года и на наш факультет на стажировку приехал десяток студентов-журналистов из пражского Карлова университета. Как веселы и красивы были эти двадцатилетние мальчишки и девчонки. Их, естественно, сразу же пригласил к себе Засурский и спросил, кто старший в группе:
— У нас нет старшего.
— Кто из вас член партии?
— Среди нас нет членов партии.
— Ну тогда кто комсомолец?
— Мы не комсомольцы.
На этом Засурский встречу прекратил, никаких заданий и планов их стажировки — не дал, но поселил в общежитие. Это и была пражская весна на нашем факультете. Ребята принимали деятельное участие в наших вечерних застольях, они были свободнее нас и то и дело происходили по большей части скоротечные, но чаще веселые романы. Одну из девушек я возил в Троице-Сергиеву Лавру и помню ее ужас, когда она попала в местный туалет. Ввода войск в Чехословакию я уже не застал в университете — был исключен к этому времени. Но наши очаровательные стажеры, как мне рассказывали, не только рыдали, услышав об этом, но, вернувшись в Прагу, двое стали соавторами «Двух тысяч слов» и, кажется, четверо — эмигрировали.