9 СЕНТЯБРЯ 1991 г.
Люба Сычёва не пошла сегодня на собрание, так как ушла в глухую оппозицию, а я отправилась «на разведку», как я этот поход определила.
В вестибюле курсовой базы стояло совсем немного народу. Видимо, ждали кого-нибудь из лидеров. Серёга Бабенко был здесь. Открылась дверь, и появился улыбающийся Леонид Орлов. Ему, кажется, обрадовались, и кто-то сказал негромко: «Пришёл!» (а, видно, не ждали). Леонид отправился за ключом, открыл дверь, все расселись, и собрание началось. Вёл его, конечно, Леонид Юрьевич. Михаила не было. Я обрадовалась и успокоилась: всё как в старые, добрые времена, все снова заодно, и нет раскола. Но я ошибалась.
Леонид Орлов пришёл на собрание со своей конструктивной программой и думал, наверное, что перетянет большую часть организации на свою сторону. Он раздал нам листы, на которых был напечатан проект документа объединённого движения «За демократические реформы». Леонид хотел объединить на конфедеративной основе все организации и партии демократической направленности: ДПР, «Демократическую Россию», «Гражданское согласие», «Народный фронт» и другие. Чтобы всем действовать вместе в это трудное время. В единстве – сила. В его документе были разработаны основные направления деятельности нового объединения, причём очень чётко, определённо. Я радовалась, думала: ну вот, наконец-то мы двинулись вперёд по разумному пути.
Но начались выступления по содержанию документа. И снова взыграли неутолённая злоба (может быть, как реакция на страшные дни путча?), ненависть, непримиримость, нежелание даже думать об объединении демократических сил. При этом звучал один-единственный мотив: мы, «Демократическая Россия», лучше всех! Самые главные герои!
Мне неудобно было об этом слушать, и я опять вспомнила, как достойно вели себя в дни путча российские депутаты от Костромы – Литвинов, Лукашов, Плотников. А наши пытаются всячески принизить их роль и возвеличить себя, любимых. Непорядочно.
Но это всё были ещё цветочки. Ягодки пошли, когда на собрание явились Михаил Орлов и Марина Дырнаева. Михаил Юрьевич тут же попросил слова и начал очень эмоционально излагать свою абсолютно непримиримую позицию. Он раскритиковал документ Леонида, сказал, что никакого аморфного объединения нам не надо, так как в нём рассыплется и потеряется «Демократическая Россия». Михаил очень резко заявил, что мы – самые революционные, у нашей организации наиболее высокий в области интеллектуальный уровень, и если бы нам дали власть в руки – мы бы горы свернули. А в объединённом демократическом движении к нам могут примазаться случайные люди, те, кто до путча величал нас «так называемыми демократами» и боролся с нами всеми силами и средствами. Сейчас, между прочим, все лезут в демократы и в герои. Надо хранить чистоту рядов!
Речь Михаила Орлова вызвала горячую поддержку. И тогда Леонид Юрьевич предложил голосовать. Он отдал бразды правления, то есть ведения собрания, сопредседателю «Демократической России» Владимиру Боровкову. Тот перво-наперво сказал пламенную речь в защиту позиции Михаила, а потом поставил вопрос на голосование. Неужели и Володя не хочет понять, что сейчас не надо бы идти по экстремистскому пути, предложенному Михаилом Орловым?
Я ждала голосования с волнением, уже предчувствуя, что за Леонидом пойдёт меньшинство. А мне что делать? Воздержаться? (это всегда самый лёгкий и безопасный путь). Честнее всего будет в такой критической ситуации поступить по совести, пусть даже при этом пойти против активного большинства. Не могу я оставить Леонида Орлова в гордом одиночестве в такую трудную минуту. Пускай одна, но проголосую за его программу. А Люба вообще хитра: легко ей сидеть в глухой оппозиции, ни за кого не голосовать и ничего не решать. А мне, в который уже раз в этом году, приходится делать выбор. Этот, последний выбор – очень нелёгкий. Он может означать не только оппозицию, но уход из «Демократической России». А жаль! Ну что ж, Леонид Юрьевич, настало время, когда я долгом своим почту хоть чем-то помочь вам и смягчить слишком злой удар, тем более, что вы правы в этой борьбе!
А Леонид ждал голосования, сидя неестественно прямо, как будто бы абсолютно спокойно, но всё-таки напряжённо. Чувствовалось его волнение. Но он гордый: ничем не показал этого волнения, хотя в эти минуты всё было поставлено на карту: пан или пропал. Я-то очень остро чувствовала это напряжение и скрытый трагизм происходящего, раскол, крушение, катастрофу, непоправимость и закрывающуюся дорогу в будущее для нашего демократического движения. Или я зря так остро, болезненно реагировала? Никто больше не чувствовал этого трагизма?
Тем временем Володя Боровков поставил вопрос на голосование:
- Кто за программу, предложенную Леонидом Орловым?
Поднялось только пять рук, в том числе самого Леонида Юрьевича. Высоко и демонстративно мы руки подняли, видно, каждый знал, что нас мало будет. За Леонида Орлова голосовали Сергей Бабенко и мальчик социал-демократ да ещё Осокин и я. Не сильная компания, что и говорить. Володя считал наши малые голоса с явным торжеством. А Леонид даже не повернулся, чтобы посмотреть на своих сторонников. Довольно жёсткий удар он получил, но ничем не показал своих чувств: умеет достойно проигрывать. Когда против программы Леонида взметнулся лес рук, Михаил с места прокомментировал:
- Ну вот, а говорили, что у нас раскол. Никакого раскола по сути дела нет! А то пишут в газетках: вот, мол, надо разобраться…
Михаил Юрьевич торжествовал. Тем временем Леонид не спеша собрал листочки с программой в свой дипломат, очень корректно извинился за то, что должен покинуть наше собрание – у него срочные дела – и ушёл, по-моему, ничего не видя и не слыша вокруг себя.
И тогда я отчётливо ощутила, что все смотрят на нас (тех, кто голосовал за Леонида), как на в р а г о в , на проигравших неудачников. Я эти злые взгляды почувствовала. Вот такие получились последствия путча для демократов Костромы. Сплочённая и дружная организация вдруг поделилась на «наших» и «не наших». И сижу я тут теперь под злыми взглядами, как под дулами наведённых ружей.
Тем временем Михаил Орлов занял председательское место, удовлетворённо бросив при этом:
- Ну вот теперь мы и узнали, кто есть кто.
Мог бы уж и не комментировать.
Михаил сразу же поставил перед всеми своими сторонниками задачу: начать собирать материалы к летописи путча в Костроме. Разузнать, кто и как себя вёл в эти дни. Что говорили по костромскому радио, час за часом, минута за минутой, что писали газеты, как реагировали облсовет и горсовет, милиция, КГБ и прочие организации. Готовая летопись будет распечатана и пущена «в народ».
Это направление работы мне абсолютно не понравилось. Вроде бы сейчас и так уже всё ясно, кто герой, а кто трус. Или Мишеньке недостаточно славы? Он обижен тем, что на официальном уровне мало кто упомянул про подвиги «Демократической России». Более того, в речах Михаила проскочила фраза, что его упрекают за непроведённый митинг в Костроме. Правильно упрекают! В тот момент всю ответственность надо было взять на себя и организовать митинг протеста, а не уезжать в Москву (там народа и так хватало). А теперь чего же после драки кулаками махать. На фоне других областей России Кострома выглядела бледно.
А дальше Михаил Юрьевич стал раздавать конкретные задания: кто пойдёт на радио, кто посмотрит газеты и т. д. Сергей Бабенко моментально встал и ушёл. Я опять уйти побоялась, но готова была отказаться, если кто-то предложит мне заняться этим недобрым и бесполезным делом. Встал и Осокин. Сказал:
- Я могу взять на себя радио. А сейчас я должен уйти.
И лишь только за ним захлопнулась дверь, тут же поднялась с места одна из наших весьма скандальных тётушек и заявила безапелляционно:
- Я не доверяю Осокину! Тем более, что у него политические взгляды прямо вражеские! Неприемлемые взгляды! Давайте, я тоже займусь радио.
- Очень хорошо, - согласился Михаил. – Вообще, лучше всего действовать группами.
И он стал формировать группы по разным направлениям. Мне не предложил никакой работы: чувствовал, видно, что бесполезно стараться. Наверно, у меня был очень недовольный вид.
На том собрание и завершилось. Я уходила в гордом одиночестве. Кругом была тёмный осенний вечер. Я шла по проспекту Текстильщиков и думала, что это было, наверное, последнее для меня собрание «Демократической России». И одна только мысль грела душу: а всё-таки и мы сумели сделать что-то полезное для демократического движения в Костроме.
Свободное копирование
