12 апреля. Дело шло к обеду, и все, кроме меня, Н.В. Огаркова и связистов, спустились вниз на обед. Мы же продолжали управлять боем. Где-то около 14.00–14.30 командир вернулся и приказал нам отправиться на обед, что мы с большим желанием исполнили.
Возвращаясь с обеда, мы остановились на НП командира артполка, пошутили: уж явно был хороший день, на душе у нас у всех было легко и ничто не предвещало плохого. Помню, мы даже спели какую-то шуточную песенку и отправились по ходу сообщения на НП.
Мы прошли буквально три-четыре шага по траншее: впереди шел Николай, я шел вслед за ним, в это время вокруг стали рваться снаряды. Николай упал, а я на него. Слышу, он кричит: «Ноги, ноги!»
Вначале я подумал, что, падая, я прижал ему ноги, но, встав на колени, я увидел, что он весь в крови.
Я сразу поднял его, посадил на свои плечи и — бегом вниз к домику, где находился медпункт НП, выделенный от медсанбата (по существу, медпункт был представлен санинструктором, который мог делать перевязки). Я уложил Николая на кровать, он был бледен, видимо от потери крови. Мы быстро перебинтовали ноги. В это время я увидел, что сюда же занесли командира дивизии, тоже раненного, но в правый бок. Сам пришел легко раненный в ногу командующий артиллерией корпуса.
Я простился с Николаем и комдивом, пожелав им быстрейшего выздоровления. Их уложили в санитарную машину и отправили в медсанбат. Когда я вышел из домика, то услышал в подвале плач. Я спустился туда и увидел старшего лейтенанта Лосева, адъютанта командира дивизии, который был смертельно ранен и буквально на моих глазах скончался. Плакали навзрыд шофер командира дивизии и связисты. На душе стало тяжело: ранены мои дорогие боевые друзья и убит любимец управления дивизии скромный Лосев.
В это время шел ожесточенный бой, особенно на участке 596-го стрелкового полка, в командование которым вступил из резерва армии один подполковник, фамилию не помню.
Я сразу стал возвращаться на НП, а связисты доложили, что с КП выехал начальник штаба дивизии полковник Г.С. Безрукавый и заместитель командира дивизии полковник Сидоренко. Начало смеркаться, и, так как НП находился под беспрерывным обстрелом, полковник Сидоренко сменил свое укрытие в рядом расположенном доме, куда я направился.
За 15–20 шагов от дома буквально передо мной раздался взрыв, и я упал. Мне показалось, что я весь изрешечен осколками, и примерно около минуты не мог сообразить, что случилось. Затем я стал осторожно двигать руками и ногами и понял, что осколки меня миновали, правда, гимнастерка была продырявлена сбоку в нескольких местах.
Собравшись на новом ИП, мы приняли решение отразить контратаки пехоты и танков противника, а с рассветом 13–14 апреля силами 596-го стрелкового полка нанести удар в направлении реки Мур на север и отрезать подразделение противника, обороняющееся перед фронтом 715-го стрелкового полка и частично перед фронтом 546-го стрелкового полка. Для оказания практической помощи в выполнении принятого решения меня направили в 596-й стрелковый полк, а начальника штаба дивизии — в его бывший 420-й стрелковый полк.
Находясь в 596-м стрелковом полку, я неоднократно встречался со знавшим меня начальником политотдела корпуса, тогда полковником Григорием Наумовичем Шинкаренко (ныне генерал-майор в запасе, проживающий в Москве).