Дневники (1825-1826) - 83

13/1 декабря

13/1 декабря... По приглашению Жюльена мы отправились обедать a la Revue Encyclopedique, Rue Dauphine, Ќ 24. Нашли там еще немногих, но мало-помалу начали съезжаться, и в числе особ замечательных назову: Тальму, Alexandre Лаборда, автора известной книги "Sur l'esprit dissociation" и других, сына Ланженя, Villenave, англ<инского> адмирала Смита, Lemercier, автора нескольких трагедий, самого Жюльена и многих молодых людей, не без почетного имени в малой франц<узской> словесности. Меня посадили подле Тальмы, брата - подле Лаборда; я обратил разговор на Наполеона, и Тальма рассказал нам несколько анекдотов, весьма любопытных и замечательных; засвидетельствовал мне полуистину тех, о коих упомянуто в 2 биографиях Тальмы о Наполеоне и о его сношениях с ним. Анекдот о том, что Нап<олеон> поправлял Тальму в роли Нерона, не совсем таков, как его рассказывает биограф Тальмы; но замечание Нап<олеона> о роли Кесаря еще любопытнее, и Тальма последовал оному и играет с тех пор Кесаря по указанию Наполеона. Он говорил о нем с чувством и с некоторым фанатизмом, который питает к нему еще со времени республики. Он угадывал, что Наполеон имел в голове своей замысел дальней экспедиции, и просил его взять с собою, не зная, куда буйная голова Н<аполеон>а устремит свое направление; но Нап<олеон> имел в виду Египет и не хотел жертвовать верною стезею, которою шел его фанатик, удовольствию иметь с собою умного и приятного собеседника и отговорил Тальму следовать за ним. Мало-помалу начали вслушиваться в наш разговор соседи, обратили его на другой предмет - на театр и сделали почти общим; но главным оратором был Тальма - ибо он говорил умно и живо о своем искусстве, но говорил для меня знакомое, ибо повторял замечания свои об искусстве театральном, кои объяснил в предисловии к Лекеню. После обеда Тальма говорил с Лемерсье о Дюсисе, о милом, честном его характере, об остроте ума его, о том, что он, несмотря на бедность свою и на убеждения всей семьи своей, отказал Наполеону принять сенаторство, а с тем вместе и 36 тысяч франков дохода. Однажды упрекал он Тальме его беспорядок в издержках. Тальма показал ему свою расходную книгу, в которой записана была каждая издержка. "Oui, c'est du desordre en registre", - возразил Дюсис. - Он был друг и неразлучен с Bernardin de St-Pierre. За обедом было много греков: мы упросили Тальму произнести несколько стихов из "Леонида". - Он с таким жаром, с таким, смею сказать, вдохновением прочел тираду, в которой Леонид пророчествует славу греков и особенно Спарты, что мы все были тронуты, а один из греков плакал - и по окончании монолога начал целовать руку Тальмы!

    До 10 часов пробыл Тальма: много говорил о революции. О Робеспьере и Дантоне в театре; о неудовольствии Робес<пьера> за игру Тальмы в "Нероне". Он признался, что страшился исчислять злодейства Нерона и едва помнил, что говорил. Дантон был в театре и при каждом стихе, который напоминал злодейство Робеспьера, сидевшего в ложе, вспрыгивал и провокировал рукоплескания, но, повстречавшись взглядом с Роб<еспьером>, робко опустился в кресла и не смел более приподнять мятежническую, но робкую свою голову.[1]

Я познакомился и с Лабордом, говорил с ним о здешних тюрьмах (он был членом комитета тюремного) и о пользе, которую может принести его книга России и Франции.

Он воспитывал сына своего в Геттингене и теперь едет с ним путешествовать в Италию, на север, в Германию и заключит Англиею.

Получил письмо от Сережи из Милана.

Тальма исчислял славных людей, в разных родах, живущих в его соседстве, в новом квартале: m-lle Mars, прекрасный дом в новейшем вкусе, Maret, фельдъмаршал <пропуск>, Vernet, Арно, Изабе.

Тальма намерен чрез два года, когда минет 40 лет его театральному поприщу, ехать путешествовать в Италию, в Вену, на север - и в Петербург и в Москву! - Т<альма> рассказывал также, что он играл Кесаря и лицо его было так сходно с Нап<олеоном>, что многие плакали, а один - вышел из театра, не в силах будучи удержаться от горестных воспоминаний - незабвенного!..[2]