И наконец, последний эпизод связан с мародерством. Дядюшка с группой офицеров на грузовике поехали по Берлину за трофеями. Подъезжают к одному подвалу, там уже стоит грузовик, и офицеры заканчивают его загрузку разным добром. Они не очень дружелюбно встретили «конкурентов», дело дошло до того, что стали хвататься за оружие, но потом уехали. Дядюшка спустился со своими офицерами в подвал. Там был склад обмундирования: висели длинные ряды кожаных офицерских пальто. Были и другие вещи. Дяде запомнился немец, который сидел, раскачиваясь в углу, обхватив голову руками, и что-то бесконечно мычал. Загрузили много вещей – ведь это не только для себя, но для начальства, которое на такие вылазки не ездило.
Крайне мало написано об этой стороне войны, умирают последние свидетели, которые не особенно любили об этом говорить. Я жалею, что, к сожалению, мало разговаривал об этом с отцом и дядей, да и они не спешили этим делиться. Поэтому у меня осталось очень микроскопическое впечатление от масштабов вывоза из Германии, основанные на тех вещах, которые я видел, держал (до сих пор иногда держу!) в руках, храню и о которых рассказывала мама.
Вот лишь часть того, что дядюшка привез из Германии: кожаное пальто, костюмы, галстуки, мужские рубашки с набором сменных воротничков и манжет, много посуды из китайского и немецкого фарфора. Впоследствии он много раздал, продал, его обкрадывали, били его сервизы. Из сервизов на сегодня у меня хранятся три чаши с блюдцем из немецких сервизов, а у мамы – очень красивый китайский чайник с разбитой и склеенной емкостью для заварки чая внутри.
После войны дядя имел право выбирать себе место жительства, в частности, в Киеве и Харькове. Он выбрал Харьков и впоследствии не жалел. Ему была положена жилплощадь, но без взятки получить ее не удавалось. Пришлось дать 100 рублей (как вспоминает дядя, 10 купюр по 10 рублей). Ему дали комнату в коммунальной квартире на 3-м этаже. Коммуналка была «классическая» со всеми коммунальными склоками.
Дядюшка поступил на первый курс математического факультета харьковского университета, но учиться ему помешала язва желудка, и он устроился бухгалтером в детский сад – поближе к диетической пище. Так он и проработал бухгалтером почти все время в разных детских садах, мучаясь всю жизнь от язвы желудка, и … занимаясь решением и составлением различных математических задач.
Дядя не женился, не имел детей, эпизодически жил гражданским браком, и когда ему настойчиво навязывались в жены, уходил или выгонял.
У него был очень непростой характер, если не сказать, очень тяжелый. Себя он считал умнее других, был очень привередлив в еде, очень трепетно относился к своему здоровью. С братьями и сестрами отношения складывались не лучшим образом, хотя им и их потомкам он много помогал и деньгами, и советом, писал в разные инстанции, добиваясь «правды».
Так, благодаря стараниям дядюшки, у меня появились первые наручные часы. Моя бабушка заработала пенсию 4 рубля 99 копеек. Сплошные скитания и переезды, ухаживание за внуками не позволили ей накопить стаж работы, поэтому пенсию ей назначили за 5 лет работы в санаториях санитаркой. Дядюшка стал хлопотать, что бы ей заплатили пенсию за смерть мужа, как незаконно репрессированного, о судьбе которого (время и место смерти) она официально не знала. Он писал в разные инстанции. В результате выяснилось, что мой дед умер в тюрьме, и наконец, бабушке повысили пенсию. Поскольку эта эпопея длилась около 1,5 лет, то бабушка сразу получила большую сумму денег, часть из которых (36 рублей) дала мне на часы, как и обещала ранее.
Помогал дядя и мне. Последние годы его жизни мы с ним, практически, ежегодно встречались либо в Евпатории, либо на вокзале в Харькове, где он встречал меня на перроне, когда я ехал в Евпаторию или возвращался в Мурманск.
Дядя Миша часто отдыхал у нас в Евпатории. В лице моей мамы он находил понимание, которая терпела его сложный характер, помня все то доброе, что дядя для нее сделал. С другой стороны, он помнил то, как в детстве к нему хорошо относились, когда он приходил в семью мамы. Из-за небольшой разницы в возрасте (всего 9 лет) мама воспринимала его не как дядю, а как брата, поэтому звала просто Мишей
Со своей сестрой – бабушкой Нилой у него складывались натянутые отношения, которые ухудшались год от года. Не очень любил его и мой отец (за высокое самомнение), но это тоже было взаимно (за выпивки).
Ко мне он всегда хорошо относился – до самой смерти, благодаря чему я и стал его единственным наследником (см. «Квартира в Харькове»). Он видел мою тягу к математике, привозил различные сложные задачи, которые мы с ним решали. Но, в тоже время, он был и недоволен, что я, по его мнению, мало занимаюсь математикой. Он все грозился написать в «Пионерскую правду» жалобу о том, что у него есть внук, способный к математике, но который ее мало занимается. Я же был увлечен радиотехникой, и заниматься такой абстракцией как математика мне было уже не очень интересно.
Конечно, занятия с дядюшкой оказали определенное влияние на мое развитие, но надо сказать честно, не решающее.
Еще дядя Миша научил меня играть в преферанс. Я был где-то классе в пятом, когда осенью приехал дядюшка и стал учить нас с отцом этой игре. Помню, что мы первое время играли до 2–3 часов ночи, а утром надо было идти в школу. Игроманом я не стал, но иногда в командировке играл. Последний раз большие баталии разворачивались в командировках в Нижнем Тагиле в начале 70-х годов, когда проигравший покупал на всех кефир к ужину или билеты в местный театр.