1958. Радиолюбительство - 5

«Несуны»

 В предыдущей части я писал, как совершил первое воровство с рабочего места – взял домой кусок провода, оставшийся после того, как мы сделали электропроводку школьной уборщице.

Признаюсь откровенно, что я был «несуном» долгие годы. Это сейчас я ношу из дома на работу отдельные канцтовары, книги, а раньше…

Мои «хищения» были, в первую очередь связаны с радиодеталями. Слово «хищение» я буру в кавыки, потому что не отношу это явление к настоящим хищениям из-за обогащения. Анализируя истоки «хищения» в нашей жизни, я пришел к двум главным причинам: а) бедность; б) дефицит (а иногда и полное отсутствие) некоторых вещей в продаже.

«Хищение» окружало нас с детства: все знали и видели, что родители, соседи, знакомые что-то приносят с работы (своей, а часто и чужой). Работники столовой, магазина, медсестры никогда не прокормили бы своих детей, не смогли бы улучшить жилищные условия путем построения сараев и пристроек, если бы не несли с работы, не воровали на стройках или хоздворах: продукты, медпрепараты, белье посуду, мебель, строительные материалы и пр.

Сестры-хозяйки приносили из дома старое постельное белье, одеяла, ведра и посуду, чтобы поменять на работе в санатории на новое, только что купленное, белье, одеяла, ведра и посуду, и отнести это домой, подарить или продать знакомым или соседям. Я уж не говорю о работниках пищеблока, которые подкармливали свои семьи. Поэтому мы, дети, считали в порядке вещей, что с работы, при необходимости, можно кое-что унести. Это крепко вкоренялось в наше сознание: у кого меньше, у кого больше. Рассказывают, что сейчас иногда происходят такие вещи: хозяин кафе или ресторана нанимает поваров, хорошо им платит, а повара по инерции, несмотря на угрозу потерять хорошую работу, «несут».

Я думаю грех «хищения» или покупки похищенного лежит на всех радиолюбителях. У меня перед глазами стоит вещевой рынок в Новосибирске, где было два радиозавода (новосибирский и бердский). Длинный ряд продавцов радиотоваров и постоянные объявления по радио о том, что радиодеталями торговать запрещено. С одного края к ряду подходят два милиционера, и давай штрафовать и прогонять продавцов. Те собирают свои манатки и через минуту снова становятся «в строй» – торгую, как ни в чем не бывало. На этой барахолке я купил много радиодеталей. Здесь были крайне дефицитные вещи и не очень дорого. Польские тихоходные двигатели от проигрывателей высшего класса продавались по 2 рубля(!).

А еще вспоминаю, как мы поехали с тетушкой и дядей в Одессу и заночевали у родных, которых мы увидели первый раз в жизни. В полдвенадцатого ночи нас разбудил хозяин, вернувшийся с работы. Он зачем-то залез на стул и стал снимать с гардероба газетные сверстки с гвоздями, которые показывал нам. Таких больших гвоздей я никогда ни до, ни после не видел. Но дело не в этом – это были гвозди с работы (работал он на одесском металлургическом комбинате). Люди с гордостью демонстрировали то, что они умудрились вынести из стен родного предприятия. Такое хвастовство я наблюдал не один раз в жизни.

О первом хищении куска провода для электропроводки я писал выше. Этот кусок провода явно уже был обречен где-то валятся в школьном сарае. Но формально я совершил воровство – ведь не мое – чужое.

После восьмого класса я поехал в Челябинск к родственникам. О самой поездке я расскажу в другом месте. Здесь же продолжу разговор о радиодеталях.

Мои родственники жили в браках, в которых поселились после раскулачивания и ссылки. Эти бараки стояли недалеко от радиозавода, где и работали мои дядя и тетя.

Дядя, узнав, что я увлекаюсь радиолюбительством, решил меня одарить своими запасами радиодеталей. Когда мы пришли к нему домой, в маленьком подполе были свалены кучи деталей, и инструментов: коловорот, сверла, метчики, тиски, штангенциркуль (большинство из того инструмента до сих пор я использую). Набралось «добра целый ящик». Конечно, это все не было куплено в магазине. Еще запомнилось, что на территории завод можно было купить большую профессиональную ручную электродрель (большой дефицит) за 80 р. (инженер получал около 100 р.). Я очень пожалел, что у меня не было таких денег.

Работая в тульском конструкторском бюро, я наблюдал, как выбрасывались в мусор радиодетали, реле и целые блоки. А выносить, конечно, ничего было нельзя – закрытое КБ, при входе в которое оставляешь личные вещи в камере хранения. Выносил радиодетали в карманах, а когда потребовался измерительный прибор, то выносил его под ремнем, но потом прибор возвращал назад (опять же под ремнем). Последнее мое «преступление» в этом КБ – когда я уже там не работал, а учился в аспирантуре, то вынес под ремнем том нашего отчета по автоматизации химического производства в Нижнем Тагиле – нужно было для написания диссертации.

Потом, работая в институте бумаги, выносил радиодетали, которые выпрашивал в лаборатории автоматизации, также выносил из нашего сектора вычислительной техники детали, которые выписывал заведующий сектором специально для нашего с ним радиолюбительства – эти детали уж точно не были нужны для ремонта нашей ЕС-1020.

Кроме радиодеталей приходилось выносить и канцтовары. Это сегодня магазины канцтоваров завалены всем, что необходимо и даже больше (я до сих пор не могу спокойно ходить в такие магазины – меня все удивляет это изобилии; то, что было так в свое время необходимо – сегодня уже и не нужно). В магазине нельзя было купить пачку писчей бумаги, копирку, хорошие ластики и карандаши, и еще много и много чего нельзя было купить! Поэтому те, кому приходилось что-то печатать дома, при каждом удобном случае «тырили» бумагу, копирку, папки, скрепки.

Машинистка, которая перепечатывала мне диссертация, конечно, делала это на ворованной бумаге. Я бы рад был бы купить такую бумагу, но где. А она «носила» бумагу из министерства, где работала.

А как мне копировали диссертацию! Я встречаюсь с неким человеком у метро. Он берет текст моей диссертации и где-то в закрытом учреждении делает мне три экземпляра ксерокопии на великолепнейшей финской бумаге. Здесь потянет уже на несколько статей уголовного кодекса: воровство бумаги, воровство ресурсов дорогостоящей техники, внос-вынос непозволительных вещей, и наконец, самое страшное, ксерокопирование! Категорически запрещалось ксерокопировать для личных нужд. Когда требовалось ксерокопировать какой либо документ, то на приеме стоял сотрудник КГБ и сортировал: «А вот это копировать я вам не буду – нельзя». В ленинской библиотеке отказывались делать ксерокопии страниц из книг без цены(!) – книги то из их же библиотеки! Вот был маразм! А тут целая диссертация неизвестно кого и о чем. Да, сильно рисковал человек. А я то – «скупщик краденного»!

В те времена у людей на работе были такие вещи, предметы, которые в принципе не продавались в магазинах. Их выносили, продавали.

Вот так формировалось наше сознание. И меня удивляет ректор, который удивляется: выдали на кафедру бумагу, а ее всю растащили по домам преподаватели. Конечно, сегодня можно купить любую бумагу, но… привычка, да и не для личных нужд берется эта бумага, а чтобы готовить лекции, раздаточный материал студентам и пр. Ведь надо учитывать еще нищенскую заплату преподавателей.

У меня перед глазами стоит компьютерный класс в финском городе Кеми (это было 10 лет назад): у стола преподавателя мощный лазерный принтер и гора из пачек писчей (финской!) бумаги. В классе нет дежурных, не то, что преподавателя. Студенты приходят и уходят (когда нет в классе занятий) когда хотят. Печатай – не хочу! И никто не уносит эту бумагу домой и не печатает всякую ерунду.

Глядя на сегодняшних руководителей, в частности, регионов, которые покапают за средства госбюджета (за наши с вами деньги) служебные дорогущие автомобили, я вижу тех же «несунов» – желающих урвать что-то «на халяву», но уже не от дефицита или бедности, просто от жадности и бескультурья.