27. Небольшое отступление. Немного о нравственности и воспитании
Моя бабуля ходила в школу один год, дед окончил трехлетку и в довоенные годы считался на селе грамотным человеком, занимая должности сначала учетчика, потом бригадира полеводческой бригады. По тем временам, по существовавшему образу жизни и роду занятий большего образования колхозникам не требовалось. И дед, и бабушка имели цепкую житейскую хватку, практические навыки ведения домашнего хозяйства, сметливый ум и понятливость, что было гораздо ценнее и полезнее книжных знаний. Жили в труде, так же воспитывали и сыновей, а позже и нас, внуков.
Вопреки расхожему (и неверному!) мнению о русской лени и пьянстве, в деревне все жители были величайшими тружениками. Иначе нельзя – хозяйства большие; и огороды, и картофельные плантации, и скотный двор. Все обиходить, засеять, прополоть, полить – дел немеряно!
Самогон гнали, конечно, но выпивкой не злоупотребляли. В праздники – да, сам Бог велел «разгуляться», после бани тоже не грех стопочку принять, но в обычные дни никто не шатался по деревне пьяным и не бездельничал. И детей сызмальства вовлекали в общее дело, постепенно и ненавязчиво приучая к деревенской работе. У меня были и маленькая снежная лопатка, и грабельки, и ведерки. Яички из гнезд собрать, полешко дров принести, ягненка из соски напоить – бабушка обставляла эти задания как бы в виде игры, и мне очень нравилось выполнять то, что она велела.
Я не боялась ни рогатой коровы, ни озорных овец, ни мохнатого теленка. Весело помахивая тонким прутиком, подгоняла животных в хлев, потом старательно завязывала «бантиком» тесемочку на дверке.
-Моя помощница, - улыбалась бабушка. – Сбегай домой, принеси подойник, будем Асту доить.
А вот от житейской грязи детей оберегали, и очень тщательно. При них не матерились, воздерживались от скандалов и ругани, не позволяли вольностей в поведении. За шалость же или какой-то проступок ребенка мог отругать любой из взрослых, а не только родственник. Жаловаться дома не имело смысла - пристыдят, а то еще и подзатыльник отвесят! Отругал тебя дядя Павел или тетя Оля – значит за дело!
О воровстве в деревне не слыхивали. Двери запирали только на ночь, на внутренние засовы. Уходя из дома днем, закрывали переднее крыльцо, выходили через заднее, припирая его крепким шестом.
Дети росли в уважении к старшим. Разговор взрослых перебивать не полагалось. Грубо отвечать – тем более. Канючить что-либо из вещей или сладостей никому из нас и в голову не приходило, что нужно, мама или бабушка сами купят.
Во всем остальном нашей свободы не стесняли. Мы гуляли на улице и зимой и летом, за нами не особенно и следили, набегаются, устанут – сами примчатся! Главное условие – до темноты быть дома! Обедать и ужинать звали, с этим было строго. Справил черед – можешь снова идти шляться, а отдельно кормить никто не станет.
Бабка, правда, негласно нарушала это правило, к ней можно было забежать в любое время за куском пресняка, или вареным яичком, а то и за конфетой в золотистой обертке. Если не хотелось бежать домой за перекусью, выдирали из гряды морковину, или поднимали возле яблони падалицу, обтирали об траву землю, и весело хрустя сочной мякотью, снова играли. Мыть овощи и фрукты, как теперь, никому не приходило в голову, экология была чистейшая, воду пили сырую, вычерпывая прямо из колодца. Прозрачная, холодная, вкусная, она отлично утоляла жажду, а из ведра, на улице казалась лучше всего на свете!
Деревенское детство осталось в памяти счастливейшим беззаботным временем! Мы не знали ни бед, ни печалей, росли в мире и гармонии с окружавшей нас щедрой природой. Эта тихая жизнь казалась единственно возможной и единственно правильной, и нам не нужно было ни городских удобств, ни дорогих игрушек. Синь небес и зелень лесов, зеркальная гладь пруда и сладкий запах земляники были дороже и желаннее дальних стран и чужих океанов. Мы любили свою деревню, любили свою Родину и свою землю, даже в мыслях не собираясь оставлять ее и куда-то уезжать в поисках лучшей доли.
К этой жизни нас и готовили старшие, учили жить там, где мы родились. Они не знали, и не могли знать, что пройдет совсем немного времени, несколько коротких быстрых лет, и все неумолимо и безвозвратно переменится, не оставив от деревень камня на камне…
Но пока на дворе было начало шестидесятых, и ничто не предвещало рокового исхода. Колхозники жили, работали, отдыхали…
Свободное копирование
