Ульяновская зона «красная». Средь бела дня шастают «пожарники» — активисты с красными бирками. Признаться, после Ельца я распоясался. Крытая сдавила меня, словно спиральную пружину. Теперь я возвращал накопленное напряжение. Вообще, заключение напоминает переноску пианино, согнешься — придавит. Точно не помню, сколько раз попал в ШИЗО на Ульяновской зоне — то ли раз, то ли два. Вот смотрю на свои руки. Длинный извилистый шрам на правой руке, со следами трех стяжек — зашивали на больничке. Это ШИЗО Ульяновской зоны, глубоко разрезал руку. Не только вену вскрыл, но и нерв задел, как оказалось позже — какой-то протест по поводу пайки. Аккуратный шрам на левой руке — стеклом в Ельце. Крестообразный шрам пониже — жестью, на пересылке. После «креста» приличный шрам, судя по всему, мойкой. Где, по какому поводу? Смутно припоминаю ; в ШИЗО прятал махорку под бинтами на левой руке. Следовательно, тоже на Ульяновской зоне. Выводили в рабочую камеру, там ребята куревом делились. Требовалось пронести в нерабочую камеру, где я и обретался после работы. Итак, в ШИЗО Ульяновской зоны я попал два раза!
В недолгие перерывы между пятнашками и ПКТ тоже кое-что успел. Выгнал из курилки вольнонаемного мастера. Сижу курю на скамеечке. Рядом несколько зеков. Вдруг они встают и уходят, в курилку зашел ферт в гражданском. «Вы чего?» — спрашиваю зеков. Один из них шепотом: «Это мастер, вышел на воздух подышать да посидеть, дыма не любит». Я развалился еще удобнее. И громко: «Кто не любит дыма, а еще больше неприятностей, пускай гуляет стороной». И, уставившись на ферта, пустил дым в его сторону. Тот растерянно покрутился и ушел. К вечеру вся зона знала о происшедшем.
Отправил письма отцу и несколько заявлений в прокуратуру и МВД — легально и нелегально. Снова повидал туалетного полковника. Этот важный чин областного управления любил инспектировать ульяновское СИЗО. В первую очередь чистоту камерных унитазов. Если унитаз грязный, дежурный отправлялся в карцер. В приличной хате назначение дежурного пустая формальность. Утром надзиратель выкрикнет: «Дежурный такой-то», — и всё. Тем более никто не станет чистить унитаз по такому поводу. Карцера в Ульяновске не пустовали. Заглядывал туалетный полковник и в мой карцер на пересылке. Важный, с презрительной миной на лице. Брезгливо оглядел камеру, правда, в толчок не полез. Теперь он пожаловал в зону со мной побеседовать. Вежливо, даже с заискивающими нотками в голосе, убеждал меня, что и на этапе, и в ульяновском СИЗО, и в зоне, администрация действовала в рамках закона. Ну-ну…
Поставили работать на конвейере, собирать какие-то цепи. Я работать не люблю, на конвейере тем более. Лента при моих трудах постоянно останавливалась. А норма велика, лента быстрая, работяги, как заведенные роботы, суетятся. Козлы недовольны: под угрозой премии и прочие преференции. Наконец сцепился с помощником бригадира. Нас быстро растащили. Правда, успел, лежа на земле, ему же, лежащему, заехать ногой по морде.
Недавно гостил у Санчука и его жены Мадлен в Нью-Йорке. Рассказал эту историю. Особенно отметив, с каким удовольствием вспоминаю финал схватки. «Да, — говорит Виктор, — ты добрый… и не злопамятный».
За драку козла посадили в ШИЗО. Через три дня его выпустили и посадили в изолятор меня. Не оставлять же обоих на зоне! Через 15 суток предъявили постановление о переводе в ПКТ. Пробелы в своей памяти восполняю текстом из «Хроники текущих событий». Впрочем, и в ней есть неточности.
Свободное копирование
