Последний институтский год был самым интересным и насыщенным за шестилетний период обучения. В расписании занятий значилось множество немаловажных дисциплин. Я пробовала самостоятельно лечить больных гастритом, ангиной, отитом, гриппом, пневмонией, гипертонией, стенокардией, туберкулёзом и даже сифилисом.
Заглядывала в нездоровые глаза, рты и уши. Смущаясь, рассматривала интимные места, несмело накладывала повязки и лонгеты на повреждённые конечности. Получалось. Но когда пришла пора принимать роды, вспомнила об истоках своего ДЦП и активность не проявила. Познания по акушерству ограничились главами учебника.
Сведения о детских болезнях тоже осели в памяти теоретически. Маленькие пациенты толком не жалуются, разберись-ка, что и где болит. Да почему. Я бы ни при каких условиях педиатрический факультет не выбрала. С взрослым человеком хоть поговорить можно и ответственность за здоровье пополам разделить.
Исключением из этого правила были больные в психиатрических клиниках или отделениях реанимации. Они полностью зависели от медперсонала. Я настороженно относилась к таким пациентам - боялась неисправимых врачебных ошибок. Но каждый семестр приносил новые знания и рассеивал естественный страх.
Под преподавательским надзором студенты вдоволь практиковались в многопрофильных клиниках. Опрос больного, осмотр, план обследования, предположительный диагноз, лечение - всё продумывалось юными медиками до мелочей и утверждалось или отвергалось наставниками. Я сумела развить клиническое мышление и к окончанию ВУЗа благодарила Судьбу за все неожиданные повороты.
Тревожная накладка непредвиденно вышла с эндокринологией - важный зачёт отсутствовал, без него диплом не выдавался – вот история! Неприятный казус приключился не по моей вине. Пока в академическом отпуске была, изучение этого предмета перенесли с пятого курса на четвертый. В результате я вообще его пропустила.
Декан Останкин опять помог, позволив спешно посетить несколько занятий со студентами другого курса. Я исправно штудировала учебник, но толком в заковыристой науке не разобралась. Лучше всего поняла, что инсулином можно убить человека, если дозу неправильно рассчитать. Зачем такой риск? Решила терапией заняться, пусть эндокринологи отвечают за жизнь больных сахарным диабетом.
Дипломные работы в мединституте не пишут. Завершали высшее образование Государственные экзамены. Я с удовольствием ждала последнего штриха в своём врачебном портрете. «Пятёрки» по терапии, хирургии и гигиене получила заслуженно, чего не скажешь об оценке по научному коммунизму. Опять списала! Нагло и виртуозно. Но даже проблесков стыда не припомню.
Члены комиссии выслушали ответ с дежурно-радостными лицами и обошлись без дополнительных вопросов. Я будто тяжкий груз стряхнула, умолкнув на последнем слове. Было и прошло. Вот и славно! Зато всё, непосредственно касающееся медицины, усвоилось прочно и надолго. Кроме мудрёной эндокринологии.
Потом настал выпускной вечер – грандиозный праздник с вручением долгожданных дипломов, почётных грамот, благодарностями за хорошую учёбу, добрыми напутствиями педагогов и поздравлениями друзей. Мне досталось немало лестных слов от руководства института и персонально от Евгения Алексеевича.
Но самым главным событием стала присяга врача Советского Союза, красиво и благозвучно названная клятвой Гиппократа. Обязательная для всех выпускников, она произносилась стоя. У многих новоиспечённых медиков от торжественности момента дрожал голос. Мы, как под массовым гипнозом, одновременно повторяли текст, произнесённый минутой раньше ректором ВУЗа. Наверно, каждый вкладывал в общепринятые установки что-то личное. Я искала прямую связь с Гаазовскими заповедями. Древнегреческие первоисточники присяги были недоступными, её современная трактовка вызывала лишь некоторые сомнения. Молодые доктора без раздумий внимали каждому слову и клялись, клялись, клялись.
Врачебные заповеди страны Советов сохранились у меня в письменном варианте нетленным напоминанием о профессиональном долге. Так в девяностые годы вчерашние студенты мединститутов присягали на верность выбранной специальности:
«Получая высокое звание врача и приступая к врачебной деятельности, я торжественно клянусь:
• все знания и силы посвятить охране и улучшению здоровья человека, лечению и предупреждению заболеваний, добросовестно трудиться там, где этого требуют интересы общества;
• быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, внимательно и заботливо относиться к больному, хранить врачебную тайну;
• постоянно совершенствовать медицинские познания и врачебное мастерство, способствовать своим трудом развитию медицинской науки и практики;
• обращаться, если этого требуют интересы больного, за советом к товарищам по профессии и самому никогда не отказывать им в совете и помощи;
• беречь и развивать благородные традиции отечественной медицины, во всех своих действиях руководствоваться принципами коммунистической морали;
• сознавая опасность, которую представляет собой ядерное оружие для человечества, неустанно бороться за мир, за предотвращение ядерной войны;
• всегда помнить о высоком призвании советского врача, об ответственности перед Народом и Советским государством.
Верность присяге клянусь пронести через всю свою жизнь».
Я столь искренне прониклась этими строчками, что завещанную преданность медицине ни разу не нарушила. Государству тоже. Только коммунистические лозунги в Душе не прижилась, они жёстко противоречили реальной жизни простых граждан огромной страны.
Свободное копирование
