ОТЕЦ
Маме совсем плохо. Но она продолжала совать свою грудь-наволочку маленькому Гешке и учила меня, если с ней что случится, делать для него жидкую кашицу из хлеба. Он уже почти не плакал, шоколадка кончилась, и лежал в шелковом зеленом одеяльце, такой маленький исхудавший комочек, жизнь в котором еле теплилась. Отец воевал на Ленинградском фронте. У него было звание — старший батальонный комиссар. Он числился в политотделе 23-й армии и мог бы так и отсидеться в нем. До войны он заведовал кафедрой педагогики и психологии Ленинградского университета, был деканом филфака (филологического факультета), а перед самой войной — парторгом (партийным организатором) университета. Еще раньше, до переезда из Москвы, он был редактором газеты «Пионерская Правда». Первое стихотворение для детей «Левый марш» Маяковский написал с его благословения, отец дружил с Аркадием Гайдаром, работал с Крупской в педагогическом журнале. И вот такого идеологически «подкованного» комиссара посчитали нужным иметь в политотделе армии. Но отец там не остался, он добился перевода на передовую и до конца блокады воевал на Синявинских болотах. Орден Красной Звезды давали не штабным служакам, а тем, кто хлебнул окопной жизни. Отец рассказывал, что перевода на передовую он добился не только потому, что так велела его совесть, но и потому, что там давали больший паек. Он собирал кусочки хлеба, комочки каши, отдельно в мешочек — хлебные крошки, которые оставались после раздачи солдатам хлеба. Наконец ему дали увольнение на два дня. Пешком, с вещмешком на спине, пошел он от Синявинских болот в город и далее через весь город на Крестовский остров. Я помню, как резко распахнулась дверь, на пороге стоял отец и переводил взгляд расширенных от страха глаз с матери на меня и потом на Гешку. «Живы, живы…» — без конца повторял он и начал вынимать из мешка кулечки с едой.
Мать на буржуйке сварила кашу из хлебных крошек, туда еще добавила узенькие полоски сушеной говядины. Потом пили крепко заваренный чай с сухарями и кусочками сахара вприкуску.
— Папа, я сожгла твою диссертацию! — сказала я.
— Ничего, доченька. После войны я напишу другую, — ответил отец.
На другой день рано утром он ушел, крепко наказав нам не уходить далеко от дома, так как командование армии собирается вывезти семьи офицеров по льду Ладожского озера на Большую землю.
Он приходил к нам еще раз, исхудавший, с огромными глазами на обтянутом кожей лице. Понятно было, что он сильно урезал себе окопный паек. Но если бы не он, то ни мать, ни маленький Гешка не остались бы в живых.
Через всю жизнь пронесла я благодарность своему отцу.
Светлый и святой был человек. Да будет земля ему пухом!