29 августа.-- Утром сходил к Залеману, отнес "Современник". А когда просыпался, был весьма обеспокоен своим положением: свидетельства не достал и денег нет, и В. П., так что сделалось весьма тошно. Залеман сказал, что будет в час у В. П. Я пошел к нему сказать, чтоб он приготовился принять или не ушел. Пришел -- его не было дома: ушел к Казанскому. Над. Ег. была одета и была весьма хороша, весьма хороша, так что я давно не представлял ее себе такою хорошею. Она сказала, что он верно через час воротится, и звала к себе, чтобы вместе гулять. Я колебался, когда идти, -- в 5 или 7 1/2 час, чтобы не заставить ждать себя. Сказала, что они хотели идти вместе с ее отцом и проч. к тетке на Крестовский, куда 6 августа звал отец, а В. П. не пошел, отчего и началось разногласие. Я посидел 5 минут, более не стал. В 7 час. пошел (после обеда вчера несколько заметил, а теперь сильно подумал и несколько убедился, что после обеда точно хуже расположен к занятиям) к ним. На дворе выпало стекло из очков и разбилось. Я пошел к Шеделю, на дороге встретил Ал. Фед., который позвал к себе -- он был вместе с Лилиэнфельдом, и сказал, что Лилиэнфельд хочет со мною познакомиться. Я обещался зайти и сам подумал: как в самом деле случай все устраивает: нужно денег и я не хотел просить, -- он заставляет просить, и я хотел у Любиньки, что было бы мне неприятно -- он сделал, что теперь есть случай у Ал. Фед. У Шеделя закрыто. Воротился к Ал. Фед., стал говорить с Лилиэнфельдом. Дело [началось] с того, что Ал. Ф. сказал: "Вот он вам расскажет, что было с Луи Бланом". Я сел, заговорили об университете, после о политике; я защищал социалистов, Францию и ее вечные волнения, Прудона, он говорил против. Человек умный и человек, который хорошо держится против меня в этих вещах, в которых Лыткин и другие спрашиваются меня. Хорошо, он мне понравился, умный человек. Он говорит, что осуждает крайности, что лучше английская конституция, где мысль раньше должна пройти через высшие слои и там созреть, между тем как во Франции она еще не готова, не довершена, а уже низвергает настоящий порядок, и. проч. Однако вскоре меня поразило то, что как мы почти равно знаем события и историю, то очевидно, что мы оба знаем, т.-е. я знаю, плохо; между тем как когда я говорю с Лыткиным или т. п., то я всегда кажется все знаю и история вся служит мне. Наш разговор был настолько беспорядочен, что мне снова показалось (что я замечал и раньше при разговорах с Ив. Гр.), что я не умею еще держаться в споре идеи главной, так, чтобы не дать себе и другому запутать предмета. Я хотел бы продолжать знакомство с Лилиэнфельдом, умный человек, -- по крайней мере, так показалось. После остался с Ал. Ф. один и взял 3 р. сер., потому что видно, что много, так, чтобы можно было взять для Вас. Петр., дать он не может. Лилиэнфельд сказал, что Адлер, знакомый В. П., получил премию и место инспектора у Лазаревых, -- об этом должно сказать В. П., не получит ли он через него.
Дописал я Zyt Wrat {Неразборчиво. Ред.}. Кажется, теперь мои дела относительно свидетельства устроятся; что-то В. П.-- У Ал. Фед. просидел с 8 до 10 3/4, теперь 11 1/4.
Свободное копирование
