11 сентября. Рано утром ребята пошли на охоту. Меня разбудил голос дневального, который будил проводника, говоря, что изюбры ревут и не дают спать. Много нашлось охотников. Но все вернулись с пустыми руками. Изюбров не убили, но порядком разогнали. С утра и до обеда я занимался вычерчиванием планов. Бочкарев препарировал птиц, а я, взяв ружье и собаку, пошел на охоту за фазанами. Подрессировав собаку, я взял пару этих кур и, вернувшись домой в фанзу, напился чаю и тотчас же стал собираться на охоту по зверю. Вечерело. Перейдя реку вброд, я прошел берегом версты две. Я порой останавливался и подражал реву изюбра. Далеко-далеко отозвался один. Тишина тайги кажется удивительно торжественной, тихой. Невольно смиряешься душой, забываешь обиды и житейские неприятности. В тайге грубеешь, но та же тайга облагораживает душу. В такие минуты одиночества чувствуешь себя счастливым. Одиночество родит мышление, которое анализирует твои же поступки. Вот покаяние, вот исповедь.
Смеркалось быстро -- деревья принимали какую-то чудесную форму, и среди этой тишины какие-то носятся необъяснимые, особые звуки. Шорох мыши и тот слышен как-то особенно. Я пошел назад. Передо мной кто-то двигался и ломал кусты. Сердце забилось усиленно, я приготовил винтовку для самообороны. Каким беспомощным чувствует себя человек в темноте, когда всякое маленькое животное является хозяином положения. Тревога моя оказалась напрасной. Это была молодая самка изюбра. Я не стрелял, воздержался. Испуганное животное бросилось в чащу орешника и скоро скрылось в темноте ночи, но в чистом ночном воздухе еще долго до меня доносился шум ее прыжков и ломаемого кустарника. Появились звезды, и идти стало еще тяжелее -- постоянно спотыкаешься, откуда-то берется бурелом и валежник, преграждающий дорогу, прутья царапают лицо, путают ноги, всегда залезаешь в высокую густую траву, камыш или полынь и рад-радешенек, когда доберешься до тропы, идущей к фанзе. Еще десятка два шагов -- и слышишь лай собак. Хорошо на охоте, хорошо в тайге!
Свободное копирование
