Но толком поработать мне в этой газете почти не пришлось: открылась новая газета под названием «Кубанские новости», куда Анатолий Зима перешел работать. Вместе с ним перешел и я. Мне как начинающему журналисту он оказал неоценимую помощь. Словно малого ребенка он вел меня за руку, оберегая от падений и ушибов на непростом журналистском пути. Он был инвалидом, передвигался, опираясь на трость. Однажды, уже работая в другой газете, не успел быстро перейти проезжую часть улицы и погиб под колесами автомобиля пьяного водителя.
Пишущей машинки у меня не было, как и у многих корреспондентов того времени. Рукописные материалы мы приносили ответственному секретарю и тот, вычитывая, доводил их «до ума». Все, что оставалось от заметки после его правки, нужно было нести машинисткам на печатание. Диктофонов тоже не было. Но я немножко владел стенографией и успевал записать многое из того, что говорили персонажи моих репортажей. Интервью – самый легкий, как мне кажется, журналистский жанр. Самым трудным по праву считается написание фельетонов. В газете мастеров этого жанра не было, и, разумеется, этим пришлось заняться мне.
Нельзя сказать, что я все умел и все знал.
Моими наставниками в газете были и известный кубанский журналист Владимир Рунов и работавший ответственным секретарем Владимир Бердников. Последний заменил на этом посту Анатолия Зиму, который возвратился в газету «Советская Кубань». У меня сложились очень хорошие отношения с Бердниковым. Он многому меня научил. Не стану перечислять все заповеди журналиста, которые он мне перечислял, но самая главная – «Выслушай обе стороны, описывая какие бы то ни было баталии конфликтующих противников».
– Если ты приводишь в заметке какие то факты, – говорил он мне, – то обязательно имей документальное подтверждение. И еще – не пытайся сам судить. На это есть народные суды.
Я до работы в журналистике переступал порог суда, когда разводился с первой женой, но никогда не думал, что стану, когда -то завсегдатаем почти всех районных судов Краснодара. Свое первое «боевое крещение» я получил с подачи «мэтра» кубанской журналистики Владимира Рунова. Именно он, как я стал догадываться впоследствии, предложил испытать на практике теоретические постулаты Бердникова. Встречает меня как-то в редакции и заводит примерно такой разговор:
– Николай, тут мне редактор передал письмо работников краевой книготорговой базы о том, что их директор бессовестно расхищает имущество базы. У меня сейчас большая загруженность. Возьми и почитай. Может быть что то напишешь...
Я согласился даже не подозревая о последствиях. Добросовестно стал изучать материал будущей заметки, а вернее, фельетона. Встретился с директором, с авторами письма в редакцию. Присвоение директором имущества базы не вызывало сомнений, и принялся писать. Но я не знал, что подобно щуке заглатываю очень колючего ерша. Ведь главным персонажем моей критической статьи должен быть весьма влиятельный директор центра книготорговли не только Краснодара, но и всего Краснодарского края. Связи у него были огромные и критиковать его побоялся бы любой журналист, тем более, обвинять в «прихватизации» имущества центра книготорговли.
Я, совсем «необстрелянный», еще только начинающий стажер, написал небольшой фельетончик, всего 110 строк. Но судился с директором четыре месяца. Он подал иск в суд на газету и на меня по защите чести, достоинства и своей деловой репутации. Большинство в газете мне сочувствовали и искренне переживали за меня, но были и такие, кто злорадствовал и давал мне понять – случайным людям в журналистике делать нечего, тем более, какому-то слесарю ХБК!
Защита чести, достоинства и деловой репутации в суде – самый трудный для журналиста процесс. Дело в том, что во всех других судебных процессах обвиняемый не должен доказывать свою правоту, его вину должно доказывать следствие. А здесь журналист должен сам доказывать свою правоту. И горе, если журналист не сможет документально подтвердить хотя бы одно свое утверждение. В моем случае документами служили свидетельские показания работников книжной базы. Причем эти показания должны быть изложены только в суде. Никаких письменных заочных показаний суд не принимает. Это хорошо усвоил директор и принял политику «вымывания свидетелей».
На первое слушание пришли пять работников базы. Директор не пришел «по болезни». На второе - явились четыре. У директора «предынфарктное состояние» и опять неявка, и опять перенос заседания суда. Мои свидетели работали и не могли тратить время на безрезультатное хождение в суд. Их число сокращалось. Так было до тех пор, пока я не понял, в чем дело. Попросил двух оставшихся, но самых главных свидетелей спрятаться и прийти в суд с небольшим опозданием.
Увидев, что я стою один у двери зала суда, адвокат директора подал сигнал директору и тот, как говорят, явился – не запылился. Когда через пять минут после начала процесса свидетели вошли в зал, у директора на самом деле было предынфарктное состояние. Процесс я не проиграл. Но и не выиграл. Оказывается, этот директор (не хочу называть его очень сладкую фамилию) был в хороших отношениях с главным редактором моей газеты – Петром Ефимовичем Придиусом. Так вот, когда директор почувствовал, что иск ко мне у него трещит по швам, то пришел к редактору и наврал ему, сказав, что процесс он выигрывает и хочет закрыть дело миром.
Редактор, не зная истинного положения дел в суде, согласился. О мировом соглашении без моего ведома было опубликовано в газете. А я получил первую моральную оплеуху. Но и директор вынужден был уйти с работы, потеряв доверие коллектива. Так состоялся мой дебют в газете в качестве автора критических статей.
Напомню, что я не состоял в штате газеты, а зарплату получал только в виде гонораров, и мне приходилось проявлять большую работоспособность, чтобы хоть что -нибудь заработать на этой, как может показаться на первый взгляд, непыльной работе.
Коллектив журналистов газеты был достаточно опытным, все профессионалы с большим стажем работы. Я потихоньку учился у них, и мои статьи стали получаться не хуже, а иногда даже лучше. Ни с кем не конфликтовал, старался не выпячиваться, и, наверное, поэтому в журналистской среде было у меня много друзей. Особенно я был дружен с тремя своими тезками – Николаем Рыжковым, Николаем Грушевским и Николаем Ивановичем Харченко. С ними часто обсуждал политическую обстановку в стране, мы ожидали больших перемен. С Николаем Грушевским меня сближал футбол. Он обладал большой спортивной эрудицией и прекрасно комментировал футбольные матчи с участием «Кубани». Позже мы с ним работали в газете «Рассвет», где он вел спортивный отдел.
На гитаре играл все реже и реже. Приходил домой, ужинал и отправлялся на комбинат – ночное дежурство никто не отменял. Хорошо, когда не было аварийных ситуаций, а только плановые профилактические работы. Но были и такие ночи, когда требовалась большая отдача сил. Придешь домой и валишься с ног. И все же, несмотря ни на что, во второй половине дня я всегда шел в редакцию, благо там у меня был свободный график работы, и занимался журналистикой.