В начале девятисотых годов Московское общество любителей художеств с председателем архитектором К. Быковским во главе решило устроить (в связи, должно быть, с реформами в петербургской Академии художеств) Первый Всероссийский съезд художников на манер всяких учительских, медицинских и научных съездов, с очень широкой программой; она должна была закончиться грандиозной художественной, музыкально-театральной постановкой. В целом ряде живых картин по рисункам известных художников эта постановка должна была изобразить "историческое развитие пластических искусств в его главных этапах". В зале Благородного собрания была устроена специально театральная сцена. Для этой постановки композитором Аренским была написана опера "Рафаэль", впоследствии получившая известность; к участию были приглашены лучшие артисты -- Станиславский, Ленский и другие; художниками -- Поленовым, К. Коровиным, Серовым, А. Васнецовым, С. Малютиным, Касаткиным и мною -- написаны были декорации к этим живым картинам.
Случилось так, что, когда я на короткое время должен был выехать в Петербург по делам (в связи с иллюстрациями к "Войне и миру"), на одном из собраний Общества любителей художеств обсуждался и был решен вопрос, какие художники к каким живым картинам будут приглашены писать декорации . Первая картина была Греция (со, Станиславским в роли Праксителя), ее решили поручить Поленову. Затем, кажется, Ренессанс -- Данте (декорации к ней было поручено написать Васнецову и Серову). Далее следовала картина Рафаэль -- музыка Аренского, с декорациями Пастернака. В заключение (насколько запомнилось) Русское искусство -- в постановке и в декорациях К. Коровина и С. Малютина. Так без моего ведома, без моего на то согласия, заглазно, решено было, что к опере "Рафаэль" декорации "напишет Пастернак"... Когда я вернулся из Питера и узнал об этом, то пришел в ужас; я всячески отказывался, просил меня освободить, искренне заверяя, что никогда еще в жизни настоящих декораций не писал, что о такой живописи имею очень слабое представление... Никто и слушать не хотел! Меня успокаивали, что мои товарищи, опытные в этой технике, помогут и т. д.; словом, они уговорили, а я поверил. Когда же пришло время взяться за выполнение дела, никого из обещавших, кто мог бы помочь, не оказалось, и мне самому пришлось преодолевать все непредвиденные и необычные для меня трудности, т. к. вся опера идет в одном действии, а все это одно действие происходит в мастерской Рафаэля... Какая студия была у него? Чтобы быть ближе к исторической правде, пришлось пересмотреть разные исторические и архитектурные источники, но, увы, подходящего ничего, конечно, не оказалось. Я махнул на это рукой и сделал в красках примерный эскиз, который всем понравился и "обещал быть" эффектным и живописным: на главном участке задней стены, выдержанной в тонах, нужных для целого, я написал фреску в стиле раннего периода Ренессанса, а через открытую боковую галерею показал освещенный ярким солнцем итальянский дворик того же времени, с фонтанчиком, скульптурой, небом и т. д. Пока я приводил все в перспективу и переносил эскиз в требуемую величину огромного холста, то с непривычки безумно физически уставал. Обещанных "опытных" помощников все еще не оказывалось и пришлось взять двух моих учеников для простой физической помощи. Затем я стал писать окутанную полумраком заднюю стену, как контраст к будущему освещенному дворику, и все время был в отчаянии, что все какая-то грязь получается; чем дальше, тем очевиднее мне становилось, что я ужасно как оскандалюсь, когда декорацию повесят и все ее увидят! И зачем не отказался я вовремя и наотрез от такой насильно мне навязанной задачи? Как мог я поверить в чью-либо помощь?!.
Мрачные мысли стали овладевать мною, я чувствовал себя подавленным и глубоко несчастным. Между тем срок сдачи работы подходил все ближе. Наконец, я стал писать освещенный солнцем дворик и сад и чем больше я записывал холст, тем легче и легче становилось на душе... А когда весь дворик и сад были написаны, и я поднялся на лестницу {Так как декорация лежит на полу (прикрепленная) и ее пишут в этом положении, то, чтобы увидеть ее сразу издали всю, надо влезть на высокую стоячую лестницу. Прим. автора.}, чтобы окинуть взором всю декорацию разом,-- точно волшебство какое-то совершилось: вся декорация ожила! И то, что меня сперва приводило в уныние -- этот грязный фон с фреской,-- сразу получило надлежащий тон и силу, как это было и на эскизе и, в свою очередь, подняло еще больше живописную красоту освещенного "пленера" -- и все заиграло! Дворик и сад вдруг ушли вглубь... сколько воздуха! Как горит все там, освещенное солнцем! "Я спасен!" -- почти крикнул я, и радость охватила меня!