В зиму 1943-1944 года налеты на Гельсингфорс все учащались и после Рождества Швейцарский Министр предложил мне взять отпуск, чтобы побыть в более спокойной обстановке, и мы с мужем уехали в глубь Финляндии и поселились в отеле «Ауланко», окруженном большим парком. Но даже сюда доносились гельсигфорские бомбардировки и в конце января вечером весь горизонт окрасился в красный цвет, а по небу бродили лучи прожекторов – зрелище величественное, но жуткое. В эту бомбардировку городу были причинены большие разрушения; был, между прочим, разрушен дом, в котором помещалась мастерская мужа.
По возвращении из «Ауланко», мы не остались у себя на квартире, а переехали на дачу к хорошей знакомой финляндке, находящейся в 40 километрах от Гельсингфорса, откуда я стала ездить на службу.
В июне месяце, когда стали поговаривать о перемирии, Швейцарский Министр устроил мне перевод в Стокгольмскую Миссию и 30-го июня мы покинули гостеприимный дом нашей приятельницы и уехали в Стокгольм.
Это было сделано своевременно, так как по заключению мира, двадцать русских эмигрантов и финляндских уроженцев были выданы финляндским Министром Внутренних Дел-коммунистом советским властям и увезены в Советский Союз, где их продержали в концентрационных лагерях десять лет. Моя мать, переехавшая в нашу квартиру после нашего отъезда, писала нам, что и к нам наведывались какие-то подозрительные типы.