С начала войны были введены карточки на самые важные продукты, и так как пайки постепенно уменьшались, стала процветать черная биржа. В Русский клуб ежедневно наведывалась эстонка Лакман, у которой можно было все раздобыть, если только располагал деньгами.
Хотя Гельсингфорс и был далек от фронта, в нем стала сразу ощущаться война. Было введено полное затемнение города и как только наступала темнота, люди ходили с маленькими синими фонариками, чтобы что-нибудь различать под ногами. Город подвергался частым налетам, в особенности в лунные ночи, но настоящих убежищ, в скалах, могших дать настоящую защиту, было очень немного. Были устроены убежища во всех частных домах, в подвальных помещениях, стены и потолок которых подкреплялись столбами. Такие убежища могли уберечь только от осколков бомб, при прямом же попадании в дом укрывающиеся в них были бы погребены под развалинами дома.
Как только взойдет луна, можно было ожидать с минуты на минуту рева сирен. Да и в темные ночи сплошь и рядом случались налеты. Так что раз пятнадцать в месяц надо было большую часть ночи проводить в убежище, а затем идти совсем разбитым на работу утром.
Но, несмотря на налеты, все ходили по вечерам как в гости, так и в кинематографы, театры и концерты. Русский Клуб был всегда переполнен, и мы с мужем тоже в него зачастили, обедали и по вечерам играли в бридж. На людях как-то меньше ощущалось напряжение и, кроме того, против клуба имелось убежище в скале под православным собором.
Зимой 1942 нам удалось наконец получить маленькую квартиру в новом только что построенном доме. Помимо прелести собственного гнезда, было нравственным облегчением покинуть тяжелую больничную обстановку квартиры Александровских. Бедный Александровский медленно угасал от тяжелого легочного заболевания.
Отпуск 1942 года мы опять провели у Эстмана и на его острове мы отдохнули немного нервами.
Свободное копирование
