Зима 1915-1916 года связана с одним воспоминанием, которое оставило горький осадок и явилось подтверждением того, как пошатнулись нравственные устои нашего общества и как бы предзнаменованием будущих унижений интеллигентных слоев народа грядущим хамом.
Как я упоминала раньше, мы жили в полуособняке, занимая его бельэтаж, в то время как хозяева Жук жили над нами. После смерти Изабеллы Петровны Жук, урожденной княгини Любомирской, ее муж переехал во флигель, а свою квартиру сдал полковнику фон Бок, бывшему улану, теперь в отставке и занимавшемуся делами.
У этого фон Бок было четыре дочери, одна лучше другой, и, по-видимому, он пользовался их прелестью для своих дел, устраивая у себя вечеринки для Распутина. Мы всегда с омерзением слышали, когда Григорий Распутин бывал у фон Бок, так как к нам доносился топот ног, пьяные крики и даже щелканье пробок, но к счастью мы никогда не сталкивались со «старцем” на лестнице.
Осенью 1915 года моя мать и я возвращались как-то из оперы на автомобиле. Как всегда парадную дверь нам открыл наш швейцар, Адам Викентьевич, у которого был смущенный вид. В то время как мы входили с улицы, мы увидели, что по лестнице спускается мужчина в шубе с бобровым воротником и в такой же шапке; его почтительно поддерживал под руку другой мужчина, тоже хорошо одетый.
Когда они поравнялись с нами, мужчина в бобровой шапке шагнул в сторону моей матери и, наклоняясь к ней сказал пьяным голосом: «А бабенка-то хоть куды. Давай знакомиться”, и протянул руку к маминому подбородку. Моя мать, вспыльчивая по натуре, резко оттолкнула его, так что он зашатался и крикнула, обращаясь к нашему швейцару: «Как вы допускаете присутствие пьяных на нашей лестнице? Сейчас же выставите на улицу этого негодяя”.
Стоя позади моей матери, я с отвращением смотрела на дерзкого незнакомца, так как пьяные всегда вызывали во мне физическое отвращение, и меня поразили его глаза: светлые, с удивительно пронзительным, неприятным взглядом. В это время другой мужчина, поддерживавший своего выпившего компаньона, заискивающе прошептал, обращаясь к моей матери: «Успокойтесь, сударыня. Отец Григорий изволил только пошутить», и повел его к выходным дверям. Подвыпивший мужчина был Распутин, бывший в гостях у фон Бок.
Как больно и мерзко было на душе. Никогда бы этот хам не смог бы играть той политической роли, которую он играл, если бы наше высшее общество в значительной своей части и сановники не носились бы с ним и не раболепствовали перед этим грязным мужиком.