Но я твёрдо решил не отступать от своего плана и, выпроводив последних гостей в четвёртом часу утра, тронулся в путь.
Рассвет застал нас с проводником посреди степи. Едва мы успели свернуть с дороги в поисках укрытия, как были окружены отрядом конных туземцев. Переговорив о чём-то с проводником, они повели нас к своему хану. Тут я, пожалуй, впервые пожалел, что не дождался губернаторского «сопровождения».
Под конвоем мы прибыли к месту стоянки племени, уставленному множеством чёрных войлочных шатров. Возле самого большого из них мне приказали спешиться и войти внутрь. Там явно шло какое-то важное совещание: человек двадцать сидели кругом, кто на корточках, кто по-турецки, слушая пожилого туркмена с длинной белой бородой. При моём появлении старик смолк, и все головы разом повернулись в мою сторону.
Из радиограмм, поступавших в Тургай, мне было известно, что повстанческие настроения, раздуваемые в местном населении засланными немецкими агентами, затухают и что многие племена готовы обсуждать условия мирного соглашения. Некоторые уже направили в Иргиз своих представителей для переговоров с губернатором. Я надеялся, что мои пленители не являются исключением.
По обычаю, существовавшему в Туркестане, никто не торопился с вопросами. Сперва нам подали национальный напиток – густо настоянный плиточный чай с бараньим жиром и молоком – и домашнее сухое печенье, по вкусу напоминавшее галеты. (Печенье и колотый сахар раздавал старейшина, бросая их по очереди всем сидящим, которым полагалось это поймать.) Затем у меня спросили: «Как погода в Тургае?», «Как здоровье?» И только после этого: «Куда путь держите?» Врать не имело смысла, ибо единственным местом, куда мы могли «держать путь» в этих краях, был Иргиз; поэтому я ответил честно. Последовал вопрос: «С какой целью?» Тут я решил слукавить, сказав, что направлен в Иргиз довести до сведения губернатора о готовности местных племён в районе Челкара к переговорам о мире (то есть буквально повторил содержание одной из недавних радиограмм). Присутствующие стали удивлённо переговариваться. Для них эта информация, безусловно, не была новостью, но они не могли взять в толк, кто мог доставить её в Тургай, отделённый от посёлка Челкар двумя сотнями вёрст степи, которую они контролировали.
Тут мне представилась возможность прочесть свою первую публичную лекцию о радиовещании. Не знаю, много ли они поняли, но выслушали с большим вниманием и даже задали вопрос про радиомачты, назначение коих доселе оставалось для них загадкой. Я объяснил, что при помощи радиомачт можно, находясь в Тургае, говорить с губернатором в Иргизе. Это вызвало оживление, и, посовещавшись между собой, старейшины спросили, что я собираюсь сказать губернатору. Я ответил, что это зависит от них, тем самым косвенно предложив себя в качестве эмиссара. Видимо, они давно искали случая вступить в переговоры с губернатором, ибо немедленно изложили условия, на которых согласятся беспрепятственно пропускать почтовых служащих, позволят восстановить телеграфные столбы и распустят банды.
Услышав, что я согласен передать их требования губернатору, старейшины распорядились выделить нам охрану из нескольких всадников, поручив им сопровождать нас до городской заставы. Мы покинули кочевой лагерь и на исходе следующего дня уже входили в Иргиз.
Свободное копирование
