Это все было нужно рассказать, чтобы читателю была понятна "расстановка сил" вокруг меня во дни моего раннего детства.
Мать-дворянка, человек очень талантливый и живой; ее фантазия неустанно работала; ее тянуло к широкой – в тех масштабах, какие тогда были доступны жене инженера и чиновника, – общественной деятельности. Она вечно училась на всяких, рождавшихся тогда как грибы, курсах – литературных, санитарно-просветителъных; занималась пением с хорошими педагогами; вступала во всевозможные общества… Как я себя помню, ее непрерывно приглашали выступать на всяческих благотворительных концертах в самых различных студенческих землячествах. В нашем доме постоянно происходили встречи этих студентов, назначались "явки", хранились самые разнообразные документы.
Это было возможно и удобно потому, что отец, знающий инженер, человек серьезный и широко образованный, из года в год поднимаясь по служебной лестнице, скоро достиг достаточно твердого положения, чтобы за его спиной шумно-оппозиционная юность, близкая к маме, чувствовала себя в достаточной безопасности.
Ни мать, ни отец не были ни в какой мере революционерами. Но, как многие интеллигенты тех дней, они были от души искренними "болельщиками" за все новое, за все прогрессивное" передовое. Грядущая революция входила для них в понятие прогресса. Взгляды их, далекие от подлинной и активной революционности, становились тем не менее все более и более радикальными. Теперь я могу утверждать, что среди первой полусотни слов, открывавших мое лексическое богатство к четырем или пяти годам моим, два таинственных, однако непрерывно звучавших вокруг меня, слова представляли очень существенную его часть.
Эти слова – значения их я, разумеется, совершенно не понимал – были: эсеры и эсдеки. Такое уж было время!
Может быть, мне это только кажется? Нет!