автори

1427
 

записи

194041
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » Natalya_Yurenkova » Я возвращаюсь в родительский дом

Я возвращаюсь в родительский дом

20.04.1983
Чкаловск (Бустон), Таджикистан, Таджикистан

Из сборника «Мой папа». Вместо предисловия.

 

 

        Что-то странное происходило весь последний месяц в квартире — сама по себе билась посуда, неожиданно падали полки, вдруг трескались плафоны. Это было непонятно, раздражало, беспокоило. Ко всему добавилось тревожное ощущение, предчувствие приближающейся опасности, что ли.

 

        «Домовой куролесит, - получила я однажды неожиданное объяснение от очень авторитетной приятельницы. – Задобрить надо, иначе начнёт приходить по ночам и душить».

 

        Не то, чтобы я поверила во всю эту ерунду, но уж очень перспектива рисовалась неприятная, и я пошла на поводу у суеверий. Чем ещё раз подтвердила, что наличие высшего образования совсем не гарантирует наличие у человека (у меня, в частности), мозгов. В общем, налила я в блюдце молока, прочитала по бумажке положенную галиматью и поставила блюдце на кухне, за плитой, согласно полученным инструкциям.

 

        Домовой должен был молоко выпить и подобреть. Прошёл день, другой. Либо домового в наличии не было, либо он молока не любил, но молоко в блюдце оставалось нетронутым. Зато мой младший периодически пытался из этого блюдца лакать, а все домашние, по очереди, ухитрялись наступить в налитое молоко хотя бы раз в день. Наконец, мне надоела нелепая суета вокруг блюдца, и я ликвидировала это проявление мракобесия.

 

        Блюдце-то я убрала, но ощущение надвигающейся беды не исчезло, наоборот, усиливалось с каждым днём…

 

        Разносчик телеграмм словно специально поджидал моего появления во дворе. Оказалось, он не мог определиться с адресом, или боялся оставить велосипед у подъезда, а нужна ему была именно наша квартира. Очень довольный, что так удачно нашёл адресата, он вручил мне телеграмму и уехал на своём велосипеде.

 

        «Папа в тяжёлом состоянии, срочно приезжай, –  читала я и не могла понять, о чём это, о ком это. – Факт болезни заверяет врач… подписи… печати… телеграфист»…

 

        Последнее письмо из дома пришло всего недели две тому назад, я даже ответить на него ещё не успела. Папа писал, что у них всё в порядке. И вообще, при чём тут папа, если мы беспокоились за маму – давление, головокружения. Мозг отталкивал информацию, а сердце уже сжалось, почуяло беду.

 

        Лететь или нет - это даже не обсуждалось, назавтра я уже садилась в самолёт, взяв с собой старшего сынишку. Очень хотелось взять и маленького – папа его ещё не видел, но не решилась - старший уже мужичок, шесть лет, а маленькому всего два годика. Дорога предстояла дальняя, пересадок куча, билет взяли только до Читы, январские морозы сменились февральскими метелями, что там с папой, толком неизвестно. Не стала рисковать – оставила малыша с мужем, полетели вдвоём со старшим.

 

        Мы добрались достаточно быстро – дня за два, но дорогу я практически не помню – лишь отдельные моменты, словно чёрно-белые обрывки кадров кинохроники.

 

        Как прилетели в Читу, как попали в Алма-Ату – словно провал в памяти.

 

        Помню администратора в Алмаатинском аэропорту.

 

        «Я очень боюсь не успеть», - говорю я ей, и она смотрит на меня так сочувственно, так искренно заверяет: «Я обязательно помогу Вам, если будет хотя бы одно место».

 

        Мужчина в очереди шепчет мне: «Дайте ей денег».

 

        Я готова заплатить сколько угодно, но боюсь обидеть того, кто так искренне обещает помочь. Если бы она хоть намекнула. В итоге единственное место в самолёте до Ленинабада достаётся тому мужчине, а я должна буду ждать ещё два дня.

 

        Видя моё полное отчаяние, администратор из другой смены, ничего не обещавшая, ухитряется запихнуть нас на внеплановый рейс до Ташкента, с посадками в каких-то неведомых местах. Как мы добирались из Ташкента, исчезло из памяти, но к ночи мы были уже в Ленинабаде.

 

        Я помню, что молилась беспрерывно. Считавшая в то время себя неверующей, бывшая комсомолка, я молилась о том, чтобы застать папу в живых. Мне почему-то казалось, что, если я успею вовремя, я смогу его спасти, и всё обойдётся.

 

        Всю дорогу я повторяла, как заклинание: «Папа, ты только обязательно дождись меня. Только дождись. Я уже еду. Я приеду, и всё будет хорошо. Только бы мне успеть».

 

        Я была не просто папиной любимицей, между нами всегда существовала какая-то связь, что-то вроде материнской пуповины. Я всегда чувствовала, если ему было плохо. Если что-то случалось со мной, я всегда знала – папа поможет, защитит от всех напастей.

 

        Очень хорошо помню, когда я ещё ребёнком впервые почувствовала это.

 

        В тот день мы со старшей сестрой играли во дворе. Вдруг что-то произошло. Я  сначала услышала плач сестры, а потом увидела, что она идёт по двору, закрыв лицо руками. И – кровь! - её лицо и руки залиты кровью. В нашем дворе жила нездоровая девочка, оказалось, что она бросила в лицо сестре осколок чашки.

 

        Мне стало очень страшно, я закричала: «Папа, папа», и побежала к милицейским воротам, потому что папа работал в милиции.

 

        Милиция и наши жилые дома были совсем рядом, только территория милиции отделена была забором с огромными металлическими воротами, выходившими прямо в наш двор.  Позже ворота перенесли на другую сторону, сделали въезд с соседней улицы. Но тогда все машины проезжали в милицию через наш двор. Рядом с воротами была «дежурка», с постовым милиционером, через «дежурку» проходили в милицию люди.

 

        Я бежала к двери «дежурки», а навстречу мне с лязгом распахнулись металлические створки и в большом проёме ворот появился папа.

 

        Он сказал мне: «Я всё знаю, успокойся, всё будет хорошо».

 

        Я почему-то сразу успокоилась, села на цементный бордюр у подвала и смотрела, как из тех же ворот выехал милицейский ГАЗик, в него усадили сестру, рядом сел папа (наверное, там была и мама, но её я почему-то не помню), и все уехали.

 

        Всё закончилось благополучно. У сестры остался шрам на изгибе брови, а у меня на всю жизнь словно впечаталась в память картинка – мой папа красивый, стройный, в форменном кителе, брюках-галифе и сапогах, стоит в проёме огромных ворот, залитый солнцем, словно посланник небес, спокойный и уверенный. И чувство надёжной защиты, мгновенно возникшее тогда и сопровождавшее меня всю мою жизнь – папа здесь, значит, всё будет хорошо.

 

        А вот сейчас папа болен и нуждается в моей помощи, и я должна и обязательно смогу защитить его, лишь бы успеть.

 

        Я успела застать папу живым, ещё целых два дня. Но чудес не бывает, спасти его я уже не смогла.

 

        Мне было плохо, очень плохо. Я чувствовала себя маленькой и беззащитной. Хотелось забиться в уголок и тихонько скулить по-щенячьи. Но  я не могла позволить себе даже просто поплакать. На меня смотрели мама, сёстры, дети – они видели во мне старшего в семье. Я должна была быть сильной и спокойной.

 

        Похороны, хлопоты – всё это занимало много сил и времени, отвлекало и даже помогало держаться. Люди, люди, люди – их было очень много, они шли и шли, соболезновали, говорили хорошие слова, от которых словно становилось легче дышать.

 

        День похорон был ярким, солнечным, таким и запомнился – красные подушечки с наградами, венки, траурные ленты, оркестр, пробивающаяся зелень деревьев.

Впереди все родные: мама, я с сёстрами, папин дядя, папины сёстры и брат, приехавшие издалека, за нами - очень много людей.

 

        Процессия движется по улице, залитой солнечным светом, медленно и печально. Прохожие, идущие навстречу, останавливаются, читают надпись на памятнике, стоящем в кузове. Многие охают, переходят с тротуара на дорогу, присоединяются к процессии.

 

        Кладбище, речи, цветы.

 

        Когда закрывали крышку гроба, я застонала и стала падать. Мама помертвела лицом, сестра схватила меня за руку, кто-то подбежал сзади, и я опомнилась, выпрямилась. Я не имела права на слабость, ведь я теперь – старшая, опора семьи.

 

        Поминки заказывали в столовой. В какой-то момент поняли, что потребуется ещё сколько-то порций, пошли к повару. Повар растерянно разводит руками: «Продукты получены, всё закрыто. А кто умер?» Показываем фотографию, объясняем. Он охает: «Я знаю его – это такой хороший человек. Я вам всё приготовлю из своих личных запасов». И опять становится легче дышать.

 

        Много раз мы ещё услышим слова: «Ваш папа был очень хорошим человеком», много раз нам будут помогать люди, знавшие папу. Оказывается, это очень важно – слышать такие слова, когда человека уже давно нет рядом. Наверное, эти слова даже важнее для тех, кто остался, для родных и близких.

 

        Наконец, всё позади, проведены все ритуалы, разъехались родственники. Пора и нам с сынишкой собираться в дорогу. Я знала, что уезжаем мы ненадолго, что нам придётся вернуться сюда, навсегда вернуться. Далеко не всё благополучно было в нашей семье. Пока папа был жив, он пытался как-то всё удержать, теперь моя очередь нести эту ношу.

 

        Хочется отказаться, закричать, что я не хочу, не могу, мне самой очень плохо, я сама нуждаюсь в поддержке и помощи. Но я понимаю, что больше некому, иначе всё рухнет.

 

        Рассчитывали вернуться через месяц, но задержались на полгода. И все эти полгода мне снился один и тот же сон. Он повторялся с изматывающим постоянством.  Мне снилось, что мы снова и снова хороним отца, в ярко-красном гробу, на золотистом песчаном холме, заросшем красивыми зелёными соснами. Холм залит солнечными лучами, крышка гроба открыта. Папа протягивает ко мне руки и радостно улыбается: «Спасибо, доченька моя, спасибо тебе».

 

        В тот день, когда мы с детьми вернулись в родительский дом, бросив всё – квартиру, работу, друзей, этот сон исчез и никогда больше не повторился. Я поняла, что исполнила папино желание. Нет, не желание, и не наказ, и не завет. Скорее, просьбу. Папа понимал, как это трудно будет для меня, поэтому мог только просить. И именно в просьбе я не могла отказать. Мне предстояло ещё многое сделать, и я старалась, как могла. Может быть, я выполнила  не всё, что должна была, и не всё так, как хотелось, но всё, что смогла, на что хватило сил.

 

        Сейчас я уже перешагнула возраст, в каком ушёл мой папа, и решила написать всё, что знаю и помню о нём. Как оказалось, знаю я совсем немного, но и это немногое может исчезнуть бесследно, а я хочу, чтобы мои дети и внуки знали хоть что-то о своих корнях.

 

        Хотелось написать повесть, но из-за недостаточной информации цельного повествования не получилось. Я решила – пусть это будет серия рассказов, объединённых одним названием «Мой папа».

 

        Так получилось, что рассказы о папе стали рассказами о нашей семье, о нашем городе, о времени, в котором он прожил.

27.12.2018 в 11:30


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама