автори

1429
 

записи

194894
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » совок » Война! Эвакуация

Война! Эвакуация

22.06.1941 – 19.11.1942
Самара, Самарская. (бывш. Куйбышевская), Россия
Отец (в центре) - нач. курсов мл.лейтенантов. После выхода из окружения

 



 

Автобиография советского человека (3)

 ВОЙНА! Эвакуация.

    
      В 1940 году, в связи с нараставшим напряжением в международной обстановке для подготовки, офицеров, владеющих иностранными языками, был создан Военный факультет иностранных языков при 2 Московском педагогическом институте иностранных языков. Отца из Солнечногорска, наконец, перевели в Москву и назначили начальником кафедры военной подготовки Военного факультета. Вероятно, этому поспособствовало блестящее знание им французского языка, которое он вынес из учебы в парижском лицее во время эмиграции деда с семьей во Францию, во избежание очередного ареста, а также совестная служба в Красной Гвардии и Красной Армии с начальником факультета генералом Биязи. В остальном учебный 1940/41 год шел обычным чередом. Так же работали кружки, продолжались пешие и лыжные походы, тренировки по ПВХО и БГСО, подготовка и сдача нормативов БГТО.  

     Летом 1940 и 1941 года мы выезжали с матерью в подмосковную деревню Виледниково, где проводил школьные каникулы и Т.Н. С террасы дома лесника, стоявшего на пригорке на опушке леса, который мы снимали, 21 июня я наблюдал великолепный закат последнего мирного дня. Огромное медно-красное солнце медленно уходило за черные верхушки елового леса, а облака над лесом еще долго горели багровым светом.  
     Воскресенье 22 июня мы провели с отцом в Москве. После отбоя утренней учебной воздушной тревоги отец отправился на службу, а нам велел вернуться, «до особого распоряжения» в Виледниково. Туда я ехал в полной убежденности в скорой победе наших войск.

                                       «Ведь от тайги до британских морей
                                        Красная Армия всех сильней!»

 

      Переживал только из-за того, что не успею приять участия в этой войне. Разве мог кто-нибудь из нас, всю сознательную жизнь готовившихся к войне, предположить какое страшно поражение потерпит Красная Армия летом 1941 года?! Миллионами жизней красноармейцев и командиров она в очередной раз подтвердила правоту афоризма, сформулированного еще Наполеоном Бонапартом: «Лучше армия баранов предводительствуемая львом, чем армия львов, предводительствуемая бараном».
      После уничтожения «великим вождем всех народов и лучшим другом детей и зеленых насаждений» почти всего высшего начальствующего состава РККА, готовили ее к войне в течение последних четырех предвоенных лет ворошиловские «бараны», оказавшиеся во главе Красной Армии. Но не к будущей, а к прошедшей. Более того, сталинские репрессии привели к тому, что Министерство обороны и Генеральный штаб, не говоря уж о низшем и среднем звене комсостава, оказались в абсолютном подчинении партийной номенклатуры, как правило, мало что понимавшей в военном деле. На вооружение вновь была принята доктрина лихих буденовских сабельных атак при поддержке легендарных пулеметных «тачанок-ростовчанок». И именно эти «полководцы» встали во главе советских войск в первые месяцы войны. Главнокомандующим Северо-Западным направлением был назначен Ворошилов, Западным – маршал Тимошенко, бывший перед войной Наркомом обороны, Южным и Юго-Западным – Буденный. Результат известен: 42 миллионов погибших в Великой Отечественной войне, 70 миллионов советских граждан, брошенных под немецкой оккупацией, которые после войны, с введением в анкеты графы «был ли в оккупации», так и остались гражданами второго сорта, разорение большей части европейской территории страны, германские войска под Москвой и в Сталинграде.
      В деревне к нашему возвращению уже прошла первая волна мобилизации, и меня охотно приняли на работу в колхоз. Беззаботное детство кончилось.  

        Правда, моя карьера колхозника - водовоза продолжалась недолго. Генеральный штаб, который летом 1941 года возглавляли профессионалы: генерал армии Жуков, а с июля 1941-го маршал Шапошников, один из лучших штабных работников РККА, трезво оценивал военную обстановку. По их настоянию к осени 1941 года было принято правительственное решение о начале эвакуации из Москвы предприятий, учреждений и гражданского населения не связанных с нуждами обороны города.  
     Эвакуации подлежал и Военный факультет иностранных языков. Его вывезли в город Ставрополь-на-Волге, где вскоре реорганизовали в Военный институт иностранных языков Красной Армии (ВИИЯКА). Этого города больше не существует: 1950 году при строительстве Волжской ГЭС он попал в зону затопления Жигулевского водохранилища и был перенесен на место, где ныне стоит город Тольятти. Семьи сотрудников факультета эвакуировали под Самару, тогда называвшуюся «Куйбышев».  В сентябре нас отвели в местную школу, находившуюся примерно в получасе ходьбы.

     При отъезде в эвакуацию в Москве мы отца не застали. Все это время от него не было никаких известий. С факультетом в эвакуацию он не выехал. Внезапно в конце ноября он приехал навестить нас, привез денежный аттестат – доверенность матери на получение его заработной платы и коробку шоколадных конфет. Через пару дней уехал на фронт.
         Изучая в 2000-х его личное дело, хранившееся после его смерти в Центральном военном архиве, я сделал вывод, что в те первые пять месяцев войны отец находился в западном Подмосковье, скорее всего, с тем же заданием, что и на Дальнем Востоке. В составе или во главе рекогносцировочной группы готовил подмосковный театр военных действий к предстоящему сражению под Москвой, а в октябре-ноябре, очевидно, со своей группой участвовал и в оборонительных боях так как в деле лежал наградной лист: «за активное участие в боях награжден медалью «За оборону Москвы», А 19 декабря 1941 года, после визита к нам последовал приказ о назначении его ст. помощником начальника оперативного отдела штаба Волховского фронта.
        Успех наших войск под Москвой в декабре 1941 года вызвал всеобщее воодушевление и надежду, что наступил перелом в войне. Ободрились и Иосиф Виссарионович со своими прислужниками. Притихшая летом и осенью 1941 пропаганда после победы под Москвой снова начала надувать мыльный пузырь полководческого гения Сталина. В 1942 году он решил начать наступательные операции по всему советско-германскому фронту. Возразить ему было некому. К тому времени даже формально всю власть в стране Сталин сосредоточил в своих руках. Он стал председателем Совета Народных Комиссаров; Наркомом обороны; Главнокомандующим всеми Вооруженными силами СССР; руководителем Ставки Верховного Главнокомандования; Председателем Государственного Комитата Обороны (ГКО). Ставка Верховного Главнокомандования, куда входили профессиональные военные маршалы Шапошников, Тимошенко и генерал армии Жуков, а также псевдо-профессионалы Ворошилов и Буденный, непосредственно руководила войсками. Но, Ставка, при этом, была подчинена ГКО. В функции ГКО входила «организация боевых действий», т.е. «ведение войны на стратегическом, оперативно-тактическом и тактическом уровнях». Состав ГКО, при этом: Сталин, Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия, Каганович, позже Вознесенский – председатель Госплана не включал ни одного военного профессионала, но обеспечивал беспрекословное выполнение любых решений Сталина. Планы военных действий наряду с ГКО рассматривало и Политбюро ЦК ВКП(б). Т.е. в первые два года войны военные профессионалы оказались в абсолютном подчинении партийных  властей.
       Первыми, согласно директиве Сталина, начали наступательную операцию по деблокаде Ленинграда 13 января 1942 года Волховский и Ленинградский фронты. На Волховском фронте 2-я Ударная Армия порвала оборону немцев в районе «Мясного бора» на участке шириной в 13 километров и к середине марта на 60-70 км. продвинулись вглубь обороны немцев. Немецкие войска непрерывно атаковали 13 – километровую горловину мешка, в который втянулась 2-я УА и постепенно сжимали ее. Несмотря на это Ставка требовала продолжать наступление. Начальником штаба одной из оперативных групп 2-ой УА, был мой отец. Командующим Второй Ударной Сталин назначил печально известного генерал-лейтенанта Власова. Между тем, 13 марта немецкие войска перерезали горловину мешка, в котором находилась 2-я Армия. Но разрешения на отвод армии из окружения и на прорыв для соединения с остальными войсками волховского фронта Сталин не давал. Ленинградский фронт, наступавший навстречу Волховскому, успеха не добился. Ленинграду еще год предстояло жить в блокаде. Только в мае Сталин дал разрешение на отход 2-ой Армии. Но было уже поздно. Из окружения прорвалось не более 16 тыс. бойцов. С одной из таких групп удалось выйти и отцу. К концу июня 2-я Ударная Армия прекратила существование. Ее командующий генерал-лейтенант Власов сдался в плен, был вывезен в Берлин, где дал согласие на сотрудничество с гитлеровцами для «совместной борьбы со сталинской тиранией».
     В соответствии со славной чекистской традицией все вышедшие из окружения попадали в разработку фронтовых «особых отделов» НКВД. А вдруг они побывали в плену у немцев, которые их завербовали и забросили в наши войска со шпионскими или диверсионными заданиями? Не избег проверки «особистов» и отец. С 14 мая по 4 июля 1942 года его отстранили от оперативной работы и направили начальником на фронтовые курсы подготовки младших лейтенантов.

Это был далеко не худший вариант по сравнению с судьбами тысяч подвергавшихся проверкам окруженцев. Не обнаружив компромата, его 4 июля восстановили в должности ст. помощника начальника оперативного отдела штаба Волховского фронта.  Все это время, с февраля по конец мая мы не получили от отца ни одного письма и очень волновались. Отнести отсутствие писем за счет плохой работы почты было невозможно. Военно-полевая почта весь период войны работала как часы, в отличие от «Почты России» XXIвека.
 

                                                                                 Тыл и фронт в 1942
            

     Потеря в 1941 основных житниц СССР привела к значительному ухудшению положения с продовольствием в стране. Особенно это почувствовало гражданское население в тылу. Самым трудным испытанием в эвакуации было постоянное чувство голода. Весной 42-го, когда зазеленела трава, мать, которая уже пережила голод здесь же в Самаре во время и после Гражданской войны, повела меня на сбор съедобных трав: лебеды, листьев молодой крапивы, черемши и некоторых других. Из них она искусно готовила густые и, казавшиеся даже вкусными, щи. Со своей стороны, я подрядился на Санэпидстанции опрыскивать противомалярийными химикатами окрестные комариные болота. Зарплату там платили мизерную, но выдали хлебную карточку служащего, по которой полагалось 400 грамм хлеба в день вместо 200 по карточке иждивенца. К сожалению, это была лишь сезонная работа, и вскоре меня уволили.
        Катастрофа в Мясном бору не образумила Сталина. 1 мая 1942 года он издал приказ, в котором, ставя стране задачи на 1942 год, он, наряду с приветствием по случаю Первого мая», заявил: «приказываю всей Красой Армии добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев». 
     На оторванный от действительности приказ Сталина поспешило откликнуться командование Юго-Западного направления, предложившее грандиозную наступательную операцию на харьковском направлении. Предполагаю, что на очередную авантюру командующего направлением маршала Тимошенко подбил Хрущев, вечно стремившийся первым услужить Сталину, который возложив ему на плечи ничем незаслуженные погоны генерал-лейтенанта, назначил его членом военного совета Юго-Западного фронта. Между тем, уходивший с должности по болезни начальника Генштаба маршал Шапошников, рекомендовал сменявшему его генерал-полковнику Василевскому отказаться от этого наступления. Но Василевский в то время не имел еще достаточного веса у Сталина, чтобы противостоять тандему Тимошенко-Хрущев. Одновременно, начальник особого отдела Юго-Западного фронта полковник Рухле на основе данных агентурной разведки докладывал на Лубянку категорическое возражение против планировавшейся операции, предсказывал в случае наступления на Харьков неминуемую катастрофу. Однако глава контрразведки страны Абакумов (кстати, имевший образование всего 4 класса) по каким-то своим соображениям переслал доклад Рухле не Сталину, а Хрущеву. План наступления был утвержден. Юго-Западный фронт был усилен резервами и перешел в наступление. К 17 мая войска фронта подходили к Харькову.
     Но наступление Красной Армии натолкнулось на подготовленные немецкие войска. Германское командование нанесло мощный контрудар наступавшим в тыл. Василевский предложил срочно отвести советские войска, но Сталин не разрешил. И к 23 мая немецкие войска завершили окружение советской группировки. Из окружения смогли вырваться только 10 процентов войск. Потери разгромленной советской группировки составили 171 тысячу убитыми, в том числе несколько генералов, и 240 тысяч взятыми в плен. Потери немецких войск составили … 20 тысяч солдат и офицеров!! Немцам был открыт путь на Ростов, Воронеж и Сталинград. Как тут в очередной раз не вспомнить бессмертный наполеоновский афоризм!? Жуков после войны в одном из интервью прямо обвинил Тимошенко и Хрущева в том, что они «привели немцев к Сталинграду».
       Летом 1942 очередная волна мобилизации унесла электромонтера, который работал в районе, где находился бывший дом отдыха, в котором нас поселили. Его заменил уже давно ушедший с работы старичок. Он не мог не только влезать на столбы для ремонта наружных электросетей, но с трудом добирался и до щитков с электропредохранителями в домах. Ему в помощники нарядили меня. По штату помощник у электрика не полагался, поэтому зарплаты я не получал. Требовать часть зарплаты у старика рука не поднималась. Мастер вручил мне широкий брезентовый пояс с цепью и железные когти монтажника, обучил навыку влезания на столбы наружной электросети, познакомил с функционированием трансформаторной будки и отдал ключ от нее и от маленькой кладовки с инструментами и запчастями. В первое время он ходил со мной на вызовы и помогал советами.   
     Работы было много. Электросеть испытывала большие перегрузки. Поэтому пробки то и дело перегорали. В своем корпусе я их менял, а когда кончились запасные, чинил безвозмездно. Когда же меня вызывали другие жители, то после ремонта они добровольно расплачивались со мной куском хлеба, картошкой, тарелкой супа или каши. Суп я с благодарностью съедал на месте, а другую добычу уносил и по-братски делил со щенком немецкой овчарки, который жил под террасой моего корпуса и терпеливо дожидался моего прихода. В дни, когда моей добычи не было, он уходил на промысел сам. Из одного из таких походов он не вернулся. Я льстил себя надеждой, что его подобрал кто-нибудь из местных жителей. Это был очень симпатичный песик.
     Иногда случались аварии на давно не обновлявшихся наружных линиях. В сильные ветры, от падающих веток рвались провода, от перепадов температур они часто провисали. Тогда, в любую погоду я шел в трансформаторную будку, отключал подачу тока в сеть, влезал на столбы и менял изоляторы, заново закреплял провода или соединял оборванные. Однажды я поленился тащиться отключать ток и полез на столб под напряжением. Несмотря на то, что я работал, не прикасаясь ко второму проводу, меня начинало трясти током при прикосновении даже к одному проводу. Мой мастер объяснил мне, что мокрый от дождя деревянный столб, на котором я висел на металлической цепи и железных когтях, увеличили токопроводимость моего тела, а усталость и хроническое недоедание снизили его электросопротивление. Впредь он запретил мне работать под напряжением не только на внешних, но и на внутридомовых линиях.
    Летом, после спада паводковых вод, мой школьный приятель, местный житель Марк, позвал меня помочь ему в рыбной ловле. В сарае у него лежала легкая спортивная байдарка. Мы заново просмолили ее днище. Сосед по дому, которого подкармливала мать Марка, работавшая в столовой в доме отдыха летчиков, из лопастей спортивных байдарочных весел смастерил настоящие распашные весла, смонтировал на байдарке две пары уключин от обычной лодки. На таком судне мы выходили на Волгу в рыбные места известные Марку, где устанавливали браконьерскую снасть - перемет. На следующий день подплывали снимать улов. Как правило, на крючках оказывалось несколько молодых, длинной сантиметров по 20-30 стерлядок. Собрав улов и восстановив наживку, мы отправлялись домой. Если случалось натолкнуться на старенький паровой катер рыбоохраны, легкая байдарка на двух парах распашных весел легко уходила от преследования. И мы прятались в узких ериках песчаного острова, который как раз напротив нашей 8-ой дачной просеки делил русло Волги на два рукава. Туда катер рыбоохраны зайти не мог. Я хорошо знал этот остров, потому, что плавал туда загорать на чистейшем белом песке. Спрятавшись в кустах, покрывавших остров, мы дожидались ухода катера и возвращались домой. Улов делили пополам. Своих рыбок я менял у местных жителей на продукцию их огородов.
      В общественном огороде нашего «дома отдыха» урожай ожидался только осенью. А пока его надо было охранять от набегов. Днем там работали или дежурили женщины. На ночь - отправляли меня. Директор «дома отдыха» вручал мне старое гладкоствольное ружье с одним патроном, снаряженным солью вместо дроби. Один раз за ночь я должен был независимо от наличия воришек выстрелить в воздух, чтобы в окрестностях знали: огород под серьезной охраной. За ночь мне разрешалось вырвать две-три морковки и репки, срезать несколько листов с созревавшего кочана капусты и съесть. Лишь однажды я столкнулся в огороде с посторонним – молодым парнем, который увидев меня с ружьем наперевес, испуганно стал уверять, что случайно заблудился. На том мы мирно разошлись.
    С приближением немецких войск к Сталинграду возросла опасность налетов немецкой авиации на Куйбышев (Самару), куда из Москвы были эвакуированы правительственные учреждения. За оврагом, у которого стоял мой жилой корпус, замаскировалась батарея зенитных орудий. Лето было жаркое, и я спал на скамейке за углом террасы второго этажа, напротив оврага. Туда никто не ходил, и я спокойно спал там по ночам. В одну из ночей мне приснилась сильнейшая гроза. Утром, когда я проснулся, светило солнце и никаких следов ночного дождя не было видно. Оказалось, что под утро была объявлена воздушная тревога. Не знаю, учебная или боевая, но зенитчики за оврагом открыли огонь. Из-за него мне и приснилась гроза. С тех пор я стал местной достопримечательностью: «А, это тот, которого пушками не разбудишь».
     Осенью 42-го меня, как и других ребят, мобилизовали на уборку урожая в близлежащий колхоз. Это был просто праздник живота: молока и картошки нам давали вволю. Работал я в бункере комбайна, перегружая зерно в подъезжавшие грузовики и подводы. Топтать золотое зерно ботинками было просто невозможно, и я работал босиком. В один несчастливый день, спрыгнув с комбайна, я пропорол ступню жесткой стерней. Уже на следующее утро нога распухла и покраснела. Меня лишили молока и картошки, отправив домой. Лечение подручными средствами не помогало. Опухоль и краснота поползли вверх по ноге. Спасла меня от начинавшегося заражения крови и ампутации женщина из эвакуированных - военврач, работавшая в куйбышевском (самарском) военном госпитале. Она раздобыла для меня только что вошедший в медицинскую практику пенициллин. C ним я быстро пошел на поправку.
     Этой осенью прошла мобилизации молодежи 1925 года рождения. Чтобы успеть до мобилизации моего, 1927 года рождения, я решил параллельно с учебой в 8 классе самостоятельно пройти программу 9-го класса и весной сдать экстерном экзамены за 9-ый класс. Вечерами я сидел за учебниками 9-го класса. Школьные учителя с пониманием отнеслись к моей проблеме и не отказывали мне в консультациях.
          А 19 ноября к всеобщему восторгу грянуло грандиозное наступление наших войск под Сталинградом. Катастрофу на этот раз уже германской армии под Сталинградом и спланировало и осуществило новое поколение полководцев – тех, которые первые два года войны оставались на втором плане, но за это время освоили современные методы ведения войны, правда, ценой большой крови. Прозревший, наконец, Сталин усвоил, что катастрофы Красной Армии в 1942 году были делом рук военачальников «ворошиловского призыва». Своей вины и ответственности он, конечно, не признал и в отставку с поста Верховного Главнокомандующего, естественно не подал. А, пользуясь своей неограниченной властью, в конце 1942 года убрал от руководства войсками всех «ворошиловцев».
     Самого Ворошилова в сентябре 1942 года он отправил начальником штаба партизанского движения в Москве. А через полгода убрал его и оттуда, назначив Председателем трофейного комитета при Государственном Комитете Обороны, выведя, при этом, из членов ГКО. Тимошенко он еще в июле 1942 снял с командования Сталинградским фронтом и отправил на Северо-Западный фронт. Но тот и там провалил очередную наступательную операцию. 13 октября Сталин снял его и с этой должности и с поста зам. Наркома обороны. В дальнейшем Тимошенко какой-либо существенно роли в войне не играл. Для Буденного Сталин изобрел синекуру - Командующего кавалерией Красной Армии. Возмущенный поведением заместителя наркома обороны Мехлиса, назначенного представителем Ставки на Крымском фронте, который при проведении провалившейся керченской десантной операции, вместо настоящей работы засыпал Сталина кляузами на руководство Крымским фронтом, Сталин разжаловал его из армейского комиссара в корпусного, снял с поста зам. Наркома обороны и начальника Главного политического управления РККА. С тех пор, номинально занимая должности члена Военных советов разных фронтов, Мехлис также не играл никакой роли в войне. Начиная с конца 1942 – начала 1943 года во главе Красной Армии встали те военачальники, которые в июле 1945 триумфаторами прошли по Красной площади парадом Победы.
                                                                               
                                                                                             Продолжение следует

07.12.2018 в 22:55


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама