Четвертым членом, допущенным императором в тайный совет, был граф Кочубей. Кажется, я уже упоминал, что он ранее всех нас познакомился с великим князем Александром.
Кочубей был племянником графа Безбородко, министра, пользовавшегося большим уважением Екатерины. Еще очень молодым он получил назначение в Константинополь, где сумел своей деятельностью заслужить одобрение русского правительства. При императоре Павле он был отозван из Константинополя, а на его место был назначен Тамара, о котором я поговорю в другой раз. Я встречался с Кочубеем за несколько лет перед тем в Вене, перед его отъездом на восток. В то время он был единственным русским в Вене, к которому относились хорошо. То было в царствование Леопольда, когда в Польше заседал великий сейм, и в Австрии русские не всегда могли рассчитывать в салонах даже на любезный прием дам. Я вспоминаю, как графиня Каролина, впоследствии леди Гильфор, сказала весьма любимому венским обществом графу Чернышеву, попросившему ее во время розыгрыша ее фанта сказать ему что-нибудь обидное: "Вы русский".
Но возвратимся к графу Кочубею. Он выглядел европейцем и отличался прекрасными манерами и потому легко завоевал расположение и уважение. Он был тщеславен - слабость, общая почти всем людям, но в особенности свойственная русским и вообще славянам. Это вызвало нападки на него со стороны столь же тщеславных людей; но по мягкости характера он оставлял подобные нападки без внимания. Он имел навык в делах, но ему не доставало широких и действительных знаний. Ум у него был точный, но неглубокий; он отличался мягкостью характера, добротой, искренностью, которые редко можно встретить в России.
При всех этих свойствах в его душе глубоко гнездились некоторые чисто русские слабости, - жажда назначений, отличий и, в особенности, богатства, чтобы покрывать свои личные издержки и расходы своей все увеличивающейся семьи. Кроме того, он с чрезвычайной легкостью поддавался ходячим мнениям и всегда готов был следовать тем воззрениям, которые указывались высшей властью или же окружающей средой. Перед нами он высказывал либеральные взгляды, но всегда с какой-то недомолвкой, так как эти взгляды не могли совпадать с его собственными убеждениями. К этим слабостям нужно прибавить еще его тщеславие, которое ему при всем его желании никак не удавалось скрыть, за что два мои товарища преследовали его насмешками; я старался воздерживаться от таких насмешек, насколько мог, ценя его добрые свойства и его дружеское расположение, которое он мне оказывал как в то время, так и еще долго впоследствии.