Помню осенью 76-го , я был лейтенантом, официально на должности – начальника станции Т 222, которая предназначалась для обеспечения засекреченной связи гарантированной стойкости высшему руководству Вооруженных сил СССР. А точнее, командиром взвода, хотя в личном деле об этом не было ни слова. Под моим умелым руководством взвод успел уже сдать проверки за зимний и летний периоды боевой и политической подготовки, побывать на паре крупных учений. В нашей части, 14 Полевом узле связи Генерального штаба, перед нами постоянно ставились все новые, ответственные и не всегда простые и легкие задачи.
Как раз перед ноябрьскими праздниками, когда можно было немного отдохнуть, мне вдруг было приказано вместе со станцией и экипажем выехать по железной дороге, ни много, ни мало в Уральск для обеспечения проведения каких-то испытаний на полигоне связи, который там тогда находился. Организаторы, видимо, рассчитывали, чтобы не терять времени, начать свое ответственное мероприятие сразу после праздников.
Грузились, как всегда, когда ехали на учения, с железнодорожной станции Пресня, что в промзоне Хорошевского района Москвы. Обычно из части мы выезжали туда, зачем-то вставая по тревоге, часов в 4-5 утра. Кто-то из офицеров шутил по этому поводу, что мол, так весь личный состав быстрее приходил в свое естественное состояние хронического недосыпания, напоминающее , как известно, состояние алкогольного опьянения.
Рампа для погрузки техники находилась как раз напротив, как говорили, пересыльной тюрьмы. Окна ее были, видимо, кроме решеток, оборудованы полуоткрытыми жалюзи с широкими горизонтальными полосами. Судя по всему, через них мы были у обитателей заведения как на ладони, и часто они махали нам высунутыми сквозь щели руками. Было интересно смотреть, как заключенные общались между собой, поднимая и опуская с огромной скоростью небольшие мешочки на веревке с верхнего этажа до нижнего и обратно.
Но если обычно вся часть грузила технику на платформы эшелонов под руководством опытных офицеров, многократно выезжавших на учения, то тут мне впервые предстояло сделать это самому. При постановке машины на открытую платформу, главное - чтобы ее колесо случайно не съехало за край платформы. Особенно трудно было въехать на место крупногабаритной машине. Например, огромному КУНГу на базе седельного тягача Урал 375. Бывало ребятам приходилось немало помучатся, чтобы установить его ровно на середину платформы. Случалось, хотя и очень редко, когда машина одним колесом все-таки съезжала с платформы, и тогда ее приходилось ставить на место подъемным краном, который тоже был в нашей части.
Но в этот раз я был один, и на чью-то помощь рассчитывать не приходилось.
В экипаже со мной было всего трое: младший сержант Митрофанов, четвертого периода службы и рядовые третьего периода службы Панферов и Поляков .
Последний был уже опытным водителем, и мы уже бывали с ним на учениях и многочисленных полевых занятиях. Так что на платформу он въехал быстро и четко. Солдаты, как положено, укрепили колеса машины (это был ЗИЛ 157) колодками и растяжками из проволоки, соорудили с помощью досок и бревен оборудование поста для часового.
На учения личный состав части всегда ехал в плацкартных вагонах в составе эшелона, а тут нам выделили на четверых целый вагон, но товарный. Или, по-простому говоря, теплушку.
Вообще-то, как мне удалось узнать много лет спустя, такой вагон, предназначенный для перевозки грузов, предусматривал быстрое переоборудование для перевозки людей. При этом там устанавливали нары, его должны были утеплять снаружи слоем войлока, пол делали двухслойным, с заполнением промежутка опилками, В загрузочные бортовые люки загружались рамы со стеклами, утеплялись двери, в центре ставилась печка - «буржуйка».
Из всего перечисленного в нашем случае были только нары, стекла в люках и печка в центре, прибитая к полу на асбестовой пластине. Опыта поездки таким видом транспорта у меня естественно, не было, а подсказать, что и как нужно было делать, чтобы создать более, или менее сносные условия существования, было некому. Мы занесли личные вещи, матрасы, подушки и одеяла, продукты и оружие в теплушку. Я, как положено начальнику караула, первым делом выставил на пост часового. Заполнил постовую ведомость. Температура была уже низкая, ниже нуля на несколько градусов. и ребята занялись разведением огня в печке. В противоположном от нар углу вагона была приготовлена для нас небольшая горка угля.
Ночевать предстояло на расстеленных на нарах матрацах, укрывшись одеялами. Я расписался у железнодорожника за получение теплушки и платформы, и через некоторое время нас куда-то потащили.
Поужинали гречневой кашей с мясом из сухих пайков, и вскипятив воду в чайнике, на печке, попили чаю. Поручив смену постов сержанту, я прилег отдохнуть.
Всю ночь мы куда-то ехали, иногда набирая скорость, и тогда мимо мелькали городские дома и станционные здания. Но чаще просто ползли, или вообще останавливались и долго стояли. Тогда в тишине звучали громкие гудки маневровых тепловозов и переговоры диспетчеров по громкоговорящей связи. Большую часть ночи я дремал на нарах. В теплушке было очень холодно даже в зимней одежде: ватной офицерской куртке с меховым воротником и шапке, полушерстяном полевом обмундировании и теплом белье под ними. Тепло от печки быстро выдувало через многочисленные щели в стенах, окнах и дверях. Да и вагон был слишком велик для
такой маленькой «буржуйки». Уголь прогорал, а температура внутри вагона не превышала градусов пяти. Рано утром мы остановились на каком-то полустанке. Так и не выспавшись, я выглянул наружу.
- А, что это за город? - поинтересовался у проходящего мимо железнодорожника. Было интересно, куда мы уже успели доехать.
Оказалось, это была все еще Москва, Люберцы. То есть нас всю ночь мотали по московской кольцевой железной дороге, набирая состав для отправки в нужном направлении.
Я чуть ли не расхохотался, так и вспомнилось милое детство и славный дедушка Маршак:
- Это что за полустанок? -
Закричал он спозаранок.
А с платформы говорят:
- Это город Ленинград.
- С такими темпами мы так до Уральска к новому году доедем, - подумал я.
Перспектива была безрадостная.
Наша поездка сильно затягивалась, судя по всему. И если спать на свежем воздухе одетым, накрывшись одеялом, было даже полезно, то выполнять свои служебные обязанности при пониженной температуре удовольствия не доставляло. А еще ведь нужно было умываться и бриться по утрам, холодной как лед водой.
Нужно было что-то придумать, но оптимальные идеи, как-то все не приходили. К счастью на очередном полустанке уже за пределами кольцевой железной дороги к нам зашел капитан, военный комендант. В его обязанности входил контроль прохождения военных грузов с караулами через свою станцию, проверка размещения караула, несения службы часовыми, обеспечение довольствием.
- Так ты, лейтенант, мне людей переморозишь, в первый раз что ли? Пойдем со мной… , увидев наши условия, заметил он.
Мы выбрались наружу, и капитан энергично повел меня по станции. На одном из соседних путей, не так уж и далеко, стояла такая же теплушка, как и у нас, с караулом, перевозившим какой-то груз в товарном вагоне. Оказалось, что солдаты во главе с сержантом постоянно сопровождали разные грузы по стране и, естественно, имели в этом большой опыт. Внутри их теплушки все было совсем по-другому. Мне бы и в голову не смогло прийти нечто подобное.
Часть вагона с нарами была отделена от остального пространства двойной перегородкой из плотной бумаги от мешков для цемента, набитой на деревянные рейки. Расстояние между стенками составляло несколько сантиметров и в каждой из них была сделана своя дверь. Вместо железных петель использовали отрезки плотного брезента, от солдатских брючных ремней, а открывались двери с помощью примитивных ручек из тех же реек.
«Буржуйку» переставили из центра вагона внутрь этого помещения и там было даже жарко. Солдаты ходили в тапочках и в майках.
Придумать такое могли только люди, обладающие незаурядной солдаткой смекалкой. Ребята оказались общительными, доброжелательными и охотно поделились своим опытом.
Оказалось, что и питание у них было организовано на должном уровне. На сковороде и в кастрюле сами готовили себе пищу. Вместо сухих пайков, получали деньги и покупали картошку, лук, масло, яйца и хлеб. У них было первое и второе. Жарили яичницу с салом, варили кашу и супы из концентратов. Оказалось, что все материалы для изготовления перегородок были тут же, на товарных станциях. На путях, где формировались составы, оказывается, можно было найти практически все необходимое.
Комендант сделал запись в постовой ведомости о проверке караула, и обратил наше внимание на технику безопасности во время следования эшелона. К несчастью помимо полезного опыта, у него имелся и печальный. Незадолго до нашего прибытия, на станции произошло ЧП. Двое солдат при попытке запрыгнуть на ходу в теплушку, когда поезд уже начал движение, поскользнулись и, попав под колеса, лишились ног.
После ухода капитана мы, не теряя времени, занялись поиском необходимых материалов. И, действительно, совсем быстро на соседних путях нашли рассыпанные гвозди, недалеко валялись доски и рейки, а в другом конце и пустые бумажные мешки. Запаслись мы и углем, кучи которого тоже лежали вдоль путей. Позже где-то у железнодорожников раздобыли и посуду: сковороду и пару кастрюль. Жизнь начинала налаживаться. На одном из полустанков запаслись продуктами. Теперь и у нас была жареная картошка и яичница. Готовили первое и второе. На нарах теперь можно было спать без верхней одежды, стало тепло и уютно.
Как-то проснувшись от лязганья вагона, я обратил внимание, что наш эшелон стоит на месте. А, вдоль пути в сторону хвоста поезда гурьбой и в одиночку целеустремленно шли мужчины и женщины, работники станции. Что интересно, каждый из них нес в руках какую-то емкость: банки, бидоны, 10-литровые канистры и даже чайники.
- Митрофанов, а что там случилось, куда это народ собирается ? - спросил я сержанта, обратив внимание на его несколько смущенный вид.
- Да, это вино в цистерне везут в Москву. А сопровождающий по дешевке продает его на разлив: литр - рубль. Вот вся станция и собирается там.
Действительно, оказалось, что вино с юга везли на московский винно-водочный завод, где его, очевидно, разливали по бутылкам и поставляли в торговую сеть. Предприимчивые сопровождающие умели каким-то образом снимать пломбу на кране, не повредив ее, и продавали вино по пути местным железнодорожникам. На каждой станции все уже четко знали расписание движения цистерны и поджидали ее прибытие. То ли на заводе не проверяли объем прибывавшего вина, то ли сопровождающие доливали в цистерну воды, но убыли его в конечном пункте никто не замечал. Система, судя по всему, действовала не первый год и была четко отработана.
Через некоторое время мы тронулись дальше, и я забыл об этом происшествии.
Смена часовых на посту на платформе по уставу должна была происходить через два часа, а в холодное время года, через час. Но сделать это реально можно было только на остановке, на станции, или полустанке. Перебраться из вагона на платформу во время движения было невозможно.
Именно поэтому привлечь к себе внимание, в случае происшествия на посту, например, при обнаружении горящей буксы, часовой мог и должен был только выстрелами в воздух.
Иногда ему приходилось отстаивать на посту и намного больше двух часов, если поезд шел без остановок. Поэтому мы старались использовать для смены часовых любую, даже короткую остановку. Несмотря на то, что на посту солдат был одет еще и в овчинный длинный тулуп, в зимнее время находиться на воздухе несколько часов, было довольно неприятно.
Сменять часовых, как начальник караула, я мог бы не залезая на платформу. Однако всегда относился недоверчиво к точному выполнению требований устава со стороны моих подчиненных и считал необходимым чаще вникать и проверять детали несения ими службы, зная, из своего личного кадетского и курсантского опыта что солдатская смекалка могла выдать подчас самые невероятные, но заманчивые идеи. В этот раз я решил проверить целостность печатей на кабине автомобиля и двери станции, ключ от которой был у меня. Мне были известны все несложные уловки опечатывания объекта так, чтобы можно было в случае необходимости забраться в него, не вскрывая печать. Протискиваясь вдоль двери автомобиля, я обратил внимание на какой-то едва уловимый запах. Кажется, что-то знакомое, но откуда он может здесь быть? Все мои подчиненные с момента выезда из части постоянно были на виду и просто не могли куда-то отлучиться, без моего ведома. Ах, да! Тут же цистерна проезжала с вином. Неужели они успели закупить его через железнодорожников? Дверь кабины была опечатана с помощью деревянной плашки, свисавшей с веревки опоясывающей всю кабину с двух сторон. Оттиск моей печати не был поврежден, а веревка была натянута. Но..., только приглядевшись более пристально, можно было заметить, что накручена на ручку двери она была так, что ее можно было спокойно раскрутить обратно, оттянуть и, без труда приоткрыв дверь, протиснуться внутрь.
Мне удалось легко это сделать самому и когда я залез в кабину, в нос ударил запах портвейна. Рядом прямо на сиденье лежала и почти пустая бутылка. Видимо во время движения от толчка она упала и содержимое вылилось на сиденье, через неплотно вставленную пробку из скрученной бумаги. Вот откуда этот знакомый запах!
От Полякова, а на посту в это время был именно он, действительно почти неощутимо пахло вином. Видимо, после того как эшелон тронулся, он залез в кабину, собираясь во время пути, расположившись на сиденье водителя в относительно комфортных условиях, до следующей остановки продегустировать в одиночестве южный портвейн. Неплохо устроился! Возможно успел бы употребить и всю бутылку, если бы на этот раз мы не проехали совсем недолго, а я решил его сменить, опасаясь, что следующая станция будет нескоро. Он ведь уже отстоял на посту почти полтора часа, и ему пришлось бы возможно отстоять еще больше. Но внезапная остановка застала врасплох и он едва успел выскочить из кабины и привести веревку с печатью в порядок. В спешке, очевидно, опрокинул бутылку.
То, что Поляков нарушил устав, и вместо того, чтобы охранять станцию на посту, находился в кабине, да еще употреблял спиртное, было грубейшим нарушением дисциплины. Пьяный часовой с автоматом и 60 боевыми патронами - это не шутка, мало ли к чему это могло бы привести!
Знал ли о всем этом Митрофанов? Как опытный сержант. не мог не знать, С другой стороны, чтобы обвинить его в сообщничестве, у меня не было никаких доказательств.
Наша поездка только началась, и впереди наверняка могло быть еще не мало трудностей, которые бы потребовали от всего экипажа собранности, стойкости и единства действий.
Поэтому решил только пожурить сержанта за невнимательность. С Поляковым же пришлось провести индивидуальную беседу. Угрожать серьезными взысканиями, докладом командованию по возвращении, а уж тем более грубо отчитывать не было смысла. На мой взгляд не допускать нарушений дисциплины нужно было, не внушая страх перед строгостью наказания, унижающего подчас достоинство, а его неотвратимостью. В первую очередь в моральном смысле. С 11 лет учился я суворовском военном училище, и за семь лет, мы там научились уважать тех наших начальников, требования и наказания от которых были справедливыми. Такие офицеры всегда пользовались авторитетом даже у самых отъявленных нарушителей дисциплины.
Наше продвижение вперед происходило очень медленно, по словам железнодорожников, с грузовой скоростью. То есть после прибытия на узловую станцию, вагон и платформу отцепляли от старого состава и присоединяли к новому, формируемому для следования в необходимом направлении дальше. Формирование могло занимать довольно значительное и непредсказуемое время. Приходилось ждать пока в попутном направлении наберется необходимое количество вагонов, или платформ.
И поэтому на некоторых узловых станциях, мы вынуждены были стоять иногда по несколько часов.
Накапливался новый состав очень просто. Прибывшие вагоны загоняли на сортировочную горку и, спуская с небольшими интервалами по одному своим ходом вниз, с помощью стрелок распределяли по нужным путям. После того, как путь заполнялся, то есть на нем набиралось необходимое количество вагонов, состав отправлялся в нужном направлении. Если горка была очень высокая, вагоны набирали, разгоняясь, значительную скорость, сталкиваясь с составом с большой силой. Иногда бывало удар был столь велик, что содержимое вагонов и платформ, особенно открытых, выбрасывало с них на землю. Наверное, поэтому все пути на станциях были усеяны россыпью перевозимых грузов: гвоздями, мешками с цементом, досками, углем и бог знает, чем еще.
Как-то глубокой ночью, я был разбужен ужасным грохотом, лязгом и отброшен сильнейшим толчком к передней стенке вагона. Печку, добросовестно прибитую к полу большими гвоздями, вывернуло и сбросило на бок. Заслонка открылась и уголь вывалился на пол. Хорошо, что у нас рядом была емкость с водой и мы успели залить ею раскаленные угли. Я оделся и выбежал на улицу. Оказалось, что при спуске с горки нас разогнали с такой скоростью, что мы буквально врезались в стоящий впереди состав. Обычно вагоны скатывались под присмотром сцепщиков, которые, подставляли под колеса расплющенный конец длинного металлического шеста, замедлявшего скорость вагона. А тут, видимо, пьяные в дым, они «забыли» затормозить нашу теплушку и вагон.
Удар был такой силы, что проволочные растяжки разорвало, а наша станция одним колесом почти уже вылезла за край платформы. Пришлось долго крайне осторожно ставить машину обратно и заново устанавливать все крепления. О случившемся я, конечно, доложил дежурному по станции и военном коменданту, но это вряд ли это полностью исключало повторение подобных случаев в дальнейшем.
Как-то ночью мне зачем-то пришлось пройтись по сортировочной станции, работавшей полностью в автоматическом режиме. Увиденное меня просто очаровало. Множество сортировочных путей со стрелками были совершенно безлюдны. Станционные светильники освещали все вокруг каким-то призрачным, нереальным светом, Медленно сбегавшие с высокой горки вагоны, постепенно набирали скорость, автоматически переключались стрелки и каждый из них двигался уже по своему пути. В конце уклона они замедляли ход, и беззвучно подкатываясь к своему составу, мягко сцепляясь с ним. Тишину нарушали лишь звуки переключающихся стрелок и срабатывающих под давлением воздуха пневматических тормозов: «Пш!» «Пш»!.. Все это напоминало сцену из какого-то фантастического фильма.
Несколько дней понадобилось нам чтобы добраться до Саратова. А погода к этому времени испортилась окончательно. На улице была сильная метель, постоянно шел сильный снег. Сразу же после остановки к нам зашел комендант. Оказалось, что в комендатуре военных сообщений станции мы могли получить деньги по продовольственному аттестату, но для этого мне нужно было сходить в ее бухгалтерию, которая располагалась где-то в центре старого города, относительно недалеко, минут двадцать пешком от станции.
- Особенно спешить не стоит, из-за сильной метели все пути так занесло, что за мостом через Волгу, сошли с рельс 4 грузовых вагона. И теперь движение будет восстановлено не раньше, чем через 4 часа. Так что идите спокойно, не спешите и не волнуйтесь, - обещал мне комендант.
Уверенный в его словах, я взял с собой сопровождающим Панферова и мы не спеша тронулись в путь. Несмотря на то, что время было еще не позднее, вокруг было уже темно и безлюдно. Найти комендатуру оказалось не так уж и сложно. И мы, получив деньги, не спеша вернулись назад.
Но тут нас ждала неприятность. Наших теплушки и платформы с машиной на месте не оказалось.
У дежурного по станции выяснилось, что восстановительные работы на путях на том берегу Волги на этот раз закончились очень быстро, а наш состав тут же оправили дальше.
- Что же будет со станцией? Как мне теперь ее догнать, когда это удастся сделать, и получиться ли вообще? - мысль о том, что в случившемся я не виноват, успокаивала мало. Кто потом будет разбираться, что мне говорил, и говорил ли вообще, комендант? В армии действует всегда только одно правило: за все отвечает командир. И, следовательно, ответственность за все возможные последствия этого происшествия лягут только на меня.
А случиться могло все что угодно. С грузом оставалось только двое: сержант Митрофанов и рядовой Поляков, стоявший на посту. Смогут ли они, несмотря на мое отсутствие, выполнить вдвоем все положенные экипажу обязанности по охране совершенно секретной техники и документов, оружия и боеприпасов? Для этого им нужно было проявить определенную самостоятельность и сообразительность. В те годы нападения на военные грузы, например, с целью завладения оружием, были чрезвычайными происшествиями, но исключить их, полностью было нельзя. Наконец, сможет ли Митрофанов не сбиться с пути, ведь без сопроводительных документов, которые были со мной в папке, по ошибке их могли бы прицепить к составу, идущему совсем в другое место. Поди их тогда найди по всему Союзу. Как ни странно, но, как это уже со мной не раз случалось раньше в трудную минуту, вместо растерянности и подавленности, наоборот ощутил прилив сил, собранность и решительность. Искать коменданта, выяснять с ним отношения, не имело смысла, он наверняка уже был у себя в комендатуре в городе. Нужно было идти к дежурному по станции, уточнить место нахождения вагона и платформы, выяснить, куда они направляются и что можно предпринять, чтобы их догнать.
Оказалось, что, действительно, наш груз с караулом убыл на другой берег Волги и двигается до ближайшей сортировочной, откуда железная дорога шла в двух направлениях, вниз (если смотреть по карте) – к Уральску и вверх в Оренбург. Поэтому мне крайне желательно было догнать их именно там, на сортировочной.
Дежурный посмотрел расписание движения электричек и пассажирских поездов. Выяснилось, что нам нужно было в ближайшее время доехать на электричке до станции N. Туда, через некоторое время прибывает пассажирский поезд, идущий до Уральска, и я должен успеть пересесть на него, т.к. время остановки небольшое, всего несколько минут. Следующей остановкой поезда будет как раз нужная мне сортировочная станция. Судя по графику движения, там мы и должны были успеть догнать наши теплушку и платформу, учитывая еще и то, что они должны были еще долго стоять на сортировке. Если, конечно, не будет незапланированных остановок в пути из-за снежных заносов и метели.
Не теряя времени, мы приступили к выполнению этого плана. На наше полевое обмундирование и оружие, пассажиры внимания не обращали. Мои объяснения проводнице пассажирского вагона о нашем происшествии у нее вопросов не вызвали. Она лишь сообщила, что свободных мест в вагоне нет и нам придется провести время в коридоре, или тамбуре, где мы и простояли, периодически перекуривая, и созерцая в окне пролетавшие мимо поля. Неопределенность ситуации не давала расслабиться.
Что может произойти с нашим грузом, секретной аппаратурой и совершенно секретными документами? Сколько придется стоять на посту часовому и как вдвоем они будут нести службу, если мы с Панферовым не сможем их нагнать в ближайшее время?
Наконец мы благополучно добрались до сортировочной. Диспетчер долго искал по документам наш груз. Оказалось, что он еще на станцию не прибывал, мы добрались туда намного раньше. Только минут через двадцать, уже забравшись на пешеходный мост над путями наконец увидели, как медленно показался подходящий к станции состав. И, вот радость!, появились наши теплушка и платформа, на которой стоял, как ни в чем не бывало, в тулупе с автоматом Поляков у ЗИЛ 157 с КУНГом. Такое впечатление, что мы расстались только 15 минут назад. Вроде бы никто из моих подчиненных даже не заметил моего отсутствия.
Прибыв на следующий день в Уральск, мы разгрузились с платформы и доехали до воинской части- полигона связи. Там я, как положено доложил дежурному по части офицеру. Станцию и имущество сдал под охрану, солдат разместил в казарме роты обслуживания полигона.
|
|
06.11.2018 в 11:17
|
