Если принять во внимание наш возраст, и в особенности наши тогдашние обстоятельства, то станет очевидным, что прием, встреченный нами в Петербурге, и затем, оказанный нам самой Екатериной, мог быть объяснен лишь как последний отголосок старинных взглядов на Польшу и того высокого мнения, которое еще сохранялось у русских о наших знатных вельможах.
Наша семья, вынужденная, к несчастью, входить в частые сношения с Россией, в течение последнего столетия была известна там более других. К моему деду и к моему отцу всегда в России относились с уважением. Мы познакомились в Петербурге с двумя стариками Нарышкиными и их женами, знавшими моего отца, когда он был еще в большой милости у Петра III, а также и Екатерины, во время восшествия на престол. Они рассказывали то, чему сами были тогда свидетелями, и их рассказы повторялись другими.
В тот же день мы были представлены и великокняжеской семье. Павел принял нас холодно, но хорошо, супруга же его, великая княгиня Мария, отнеслась к нам с большим вниманием, ввиду желания примирить своего брата с нашей сестрой. Что касается молодых великих князей, то они обошлись с нами мило и искренно.