Один первый курс МГИМО (хотя он формально и не считался языковым ВУЗом, ибо нашей профессией была вовсе не чистая лингвистика как в инязах, а дипломатия, внешняя торговля, международная журналистика и международное право со знанием иностранных языков), давал гораздо более глубокие лингвистические познания и уверенные навыки во владении иностранными языками, чем пять лет обычной средней школы.
Сюда входили не только упражнения из учебников, но и прослушивания магнитофонных записей, просмотр учебных фильмов и очень много интенсивной, регулярной практики в очень маленькой языковой группе, где нельзя, невозможно отсидеться, спрятаться за чьей-то спиной, обмануть, сделать вид.
Успехи в овладении французским языком в МГИМО помогли мне освободиться от давнишней морально-психологической зависимости от одной школьной учительницы. Безусловно, неординарной, но чрезмерно ставившей себя над учениками и паразитирующей на их талантах. Делавшей вид, что именно её «великий вклад» играет определяющую роль в раскрытии талантов учеников.
Переоценка своих возможностей чаще всего заводит в тупик. Но и их недооценка способна затормозить раскрытие собственных талантов. Мои личные успехи в овладении абсолютно нового языка, безо всякой помощи со стороны старой учительницы, позволили мне окончательно эмансипироваться, наконец, трезво и адекватно оценить собственные способности и возможности. Ибо после овладения базовыми навыками, в большей степени играла роль даже не стандартная программа в студенческой аудитории, а самостоятельная, внеклассная, дополнительная личная работа, способность создать себе виртуальный мир языка без общения с его носителями и без выезда за границу.
Нынешнее поколение детей, подростков и молодежи, выросшее с современными компьютерами, ай-фонами, ай-пэдами и прочими цифровыми переносными устройствами с практически безграничной памятью и с огромным ресурсом энергии, с неограниченным доступом к качественным музыкальным, аудио, видео, радио и киноархивам через Интернет, ДВД и спутниковое телевидение, даже представить себе не может, каких трудов нам стоило раньше создать себе аудио-визуальное погружение в иностранный язык в брежневском СССР! У нынешнего поколения нет никаких отговорок в случае невладения иностранными языками, кроме собственной тупости и лени.
Французских лицензионных пластинок даже в Москве в 1970-е годы в наших магазинах почти не продавали. «Родные», иностранные диски стоили безумно дорого на чёрном рынке. Поэтому первый год у меня был всего один большой диск, малоизвестного в СССР (поэтому его диск и лежал на полках магазина «Мелодия») шансонье Ги Беара – французского барда типа Александра Дольского, исполнявшего песни собственного сочинения со словами, с множеством разных, красивых и необычных слов. Это вам был не попсовый, хоть и симпатичный Джо Дассэн!
Всё, что ни делается, всё – к лучшему! Потому что, окажись у меня сразу много пластинок, я бы их слушал вперемежку, и толка от этого не получилось бы. А так мне приходилось слушать один и тот же диск, снова и снова (бедные мои соседи и родители с сестрой и бабушкой!). В результате, не понимая, я выучил его наизусть, фонетически уже тогда, когда в текстах песен осмысленно разбирал ещё только несколько десятков самых простых слов.
На летних каникулах после первого курса, во время работы в студенческом строительном отряде, от нечего делать, я вспомнил, как некоторые старинные литературные персонажи овладевали несколькими иностранными языками по самой знакомой им книге – Библии, которую они исходно и хорошо знали на родном наречии, что позволяло в рекордные сроки овладевать другим языком.
Библии я тогда не читал вовсе, но зато в детстве раз двадцать, если не тридцать, перечитывал «Трёх мушкетёров» Александра Дюма. И вот, наткнувшись на их французское издание, уж и не помню точно где – в книжном ли магазине на улице Веснина, в Доме книги на Калининском проспекте, в букинистическом на улице Качалова или в «Прогрессе» на Садовом кольце у станции метро «Парк культуры имени Горького» – я начал их перечитывать запоем уже в оригинале, на французском.
Это оказалось на удивление просто, учитывая моё знание русского текста чуть не наизусть. И за лето, перечтя роман раза три-четыре на французском, я расширил свой «вокабуляр» (словарный запас) на порядок или два – по сравнению с моими однокурсниками, которые в каникулы дополнительно не занимались и остались на стандартном уровне первого учебника Поповой-Казаковой.
Коллекция дисков тоже расширилась. Появились пластинки Эдит Пиаф, Шарля Азнавура, Мишеля Сарду, Сержа Лама, Ива Дютея, Паташу, Джо Дассэна, французских сказок и басен Ляфонтэна. Входила в моду группа Атаван, которая пела не только по-английски, но и по-французски. Каждое воскресное утро по радио шёл «Музыкальный глобус» с гениальным журналистом всех времён и народов Виктором Татарским, который не забывал освещать и песенную традицию Франции. Временами по телику шли большие концерты Джо Дассэна и Мирей Матьё.
По четвёртой программе телевидения, где со временем я займу место ведущего и автора передач, еженедельно показывали уроки французского. Пока без меня, пока – для меня. На французском языке, при отличном качестве приема, вещало Московское радио, Голос Москвы, но содержание программ было таким кондово пропагандистским и откровенно совковым, что его я перестал слушать, как только стал понимать, что там говорилось. На коротких волнах можно было поймать «Радио Франс Интернасьональ», которое не глушилось нашим КГБ в отличие от русских служб «Голоса Америки», Би-Би-Си, «Свободы» или «Немецкой волны».
В общем, при большом желании, «погружение» в язык получалось даже в брежневском застойном СССР.
И тут на советском горизонте замаячила Олимпиада-80.
Свободное копирование
