Усердно, последовательно сотрудничали с гитлеровцами на все готовые люди из "Национально-трудового союза нового поколения". Ездили в Германию, "работали" среди советских военнопленных, то есть старались их распропагандировать при помощи угроз и посулов. Выполняли, таким образом, особо грязную работу. Но, принадлежа к вышеупомянутой категории псевдохитрецов, уверяли, что "русская трясина засосет немца".
Приводили такой пример: последняя царица была немкой, а как попала в Россию, стала поклоняться русским иконам да русскому мужику Распутину… Вот и Геринг, чего доброго, сменит фельдмаршальский жезл на посох и пойдет класть земные поклоны по монастырям святой Руси… Предоставили немцам тощий контингент своей организации для любой работы, в первую очередь для "грядущей расправы с комиссарами".
Племянник Краснова, тоже Краснов (впоследствии повешенный вместе с дядей), бывший гвардейский казачий офицер, человек тупой, ожесточенный и тщеславный, чуть с ума не сошел от радости, когда немцы облачили его в свой полковничий мундир. Как активисты из НТС, он вообразил, что настал его час, и хвалился в Париже, что будет руководить расправой над "комиссарами".
По мере того как их все крепче била Советская Армия, гитлеровцы, начали делать некоторые поблажки своим лакеям — русским изменникам. Так, разрешили власовскому начальнику штаба Малышкину сделать публичный доклад в Париже с хитро сфабрикованной критикой немецкой политики и даже намекнуть, что немцам следовало бы несколько смягчить ругань по адресу русского народа и всего русского. Этот доклад был напечатан в "Парижском вестнике", причем редакция объявила, что в следующем номере будут помещены снимки собрания. Эмигрантские германофилы возликовали: немцы, мол, поняли свои ошибки и теперь поручат эмигрантам и власовцам управление занятыми территориями. Но в следующем номере снимков не появилось и о докладе Малышкина больше никогда не упоминалось. Очевидно, какие-то высшие немецкие органы решили, что и такая "поблажка" чрезмерна для лакеев.
Последним делом жеребковского "управления", перед самым уходом немцев из Парижа, был увоз в Германию "маленького царя", двадцатипятилетнего Владимира, после смерти отца своего, "царя Кирилла", оказавшегося старшим среди Романовых и потому почитавшегося претендентом на русский престол. После крушения гитлеризма "претендент" нашел убежище у Франко и вскоре женился на американской вдове, урожденной Багратион — значит, "почти что равной ему по крови" и, что особенно важно, изрядно богатой.