Вместе с дединовскими ребятишками я как-то отправился в соседнее село. Дорога шла по берегу Оки. За одним из главных ее поворотов неожиданно открылся вид на село, к которому мы шли. Солнце было на западе и очень ярко и прямо освещало белую колокольню, возносящуюся в небо, на темной по контрасту зелени. Церковь была на замке. Живописные картины Христа, простершего навстречу нам руки в лучах сияния, а еще, где он был на осле, въезжающим в Иерусалим, и на другой, где, стоя на склоне горы, он обращался к каким-то людям, были написаны масляными красками. Для меня было совершенно непривычным видеть их под открытым небом, а не в помещении, как, скажем в Третьяковке. Картины эти уже стали разрушаться, краски отслаивались, их чешуйки-стружечки ссыпались вниз и образовали каемку по периметру всей церкви. Было тихо-тихо, стоял предвечерний час. У меня до сих пор перед глазами какое-то ощущение белой чистоты с голубизной и золотым светом. Да еще плавно летящие фигуры с нимбами и множество крыл. Мы постояли-посмотрели и решили дальше не ходить, а повернуть обратно. Когда я спросил, что сейчас в церкви (для меня не было вопроса, что она может работать), ребята заспорили: один сказал, что там склад зерна, а другой говорил, что какой-то инвентарь. Захотелось пить. Мы свернули с дороги к Оке, выбрали чистенький зеленый низкий участок берега и, встав на колени, стали пить из реки прямо ртом. Вода была вкусной, хотя не такой вкусной и холодной, как в Шабалинской. Потом я еще два раза пил из реки, но сказал об этом маме уже в Москве, чтобы она не беспокоилась. Серьезно попасть мне за это уже не могло. Весной я в Доме Пионеров сдал нормы на значок "Юный Моряк".
Свободное копирование
