Необходимость общественной собственности была явной: на любом производстве столько народу! Взять хотя бы всем нашим ребятам известные МОГЭС, "Красный Октябрь", Дунаевку... Представления о частной собственности были тоже очень определенные. Она у капиталистов. Капиталист, он же буржуй, он же миллионер, все время глядел на меня с плакатов майских и ноябрьских демонстраций и с газетных карикатур. Это был толстяк в цилиндре, в жилете с золотой цепью на животе и с золотыми зубами, постоянно жующий то ли ананас, то ли рябчика, и ничего не делающий, а просто сидящий на мешке или мешках с деньгами — долларами или фунтами стерлингов. А ничего не делал он потому, что он враг трудящихся.
Позднее, прочитав у И.Эренбурга описание американских миллионеров (скромно одетые, предпочитающие простоквашу люди, зачастую с потрепанными записными книжками), я с трудом мог их совместить с образом, оставшимся с детства. Пожить подольше хотят, вот и едят простоквашу — так я тогда их совместил. Лишь много позже я смог определить моего детского капиталиста как глупого рантье. А в седьмом классе ни о каком предпринимательстве, ни о каком управлении экономикой, ни о каком риске и ответственности и мысли не было. Мир был простым и ясным: мы и они. В конце концов наши братья по классу, пролетарии всех стран, просто голодные и нищие. Поэтому и будет Мировой Октябрь.
Догма о том, что все началось с 17-го года, (все хорошее!) была великолепна: в школе лермонтовское "Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи!" воспринималось не только как протест поэта против самодержавия, не только как яростная скорбь о погибшем Пушкине. Подтекст был: сейчас мы свободны, нет никакого царя, гений и слава воцарились на нашей Советской Родине. Есть, конечно, еще враги народа, но и их Сталин уничтожит...