1 октября в зале тифлисского музыкального училища состоялась лекция на тему: «Этапы развития русской литературы». Куприна горячо приветствовали. После долгой паузы он наконец начал:
— Собственно говоря, никакой лекции вы от меня не ждите. Это не моя специальность.
В зале произошло смятение. Послышались возгласы: «Как? А на афише…», «А судьба русской литературы?»
Александр Иванович тяжело вздохнул:
— Вот вам и судьба русской литературы. Ну, ничего… Я вам все же кое-что расскажу… Свои воспоминания о Льве Толстом, о Чехове, о Горьком.
И Куприн начал рассказывать.
После перерыва на эстраду внесли огромную корзину цветов от участников циркового чемпионата. Подношения и подарки борцов всегда как бы соответствовали их «великанским» масштабам. Как-то Поддубный и Илларион, гастролировавшие в Царицыне, послали отцу в Гатчину маленький подарок — три пуда зернистой икры. Весь город ел ее ложками, досталось и большим друзьям отца — гатчинским извозчикам.
Вторая лекция состоялась 2 октября; ее предусмотрительно назвали «беседой». Александр Иванович стал говорить о футуристах, подвергавшихся в то время яростным нападкам критики. Отец выразил свое несогласие с огульным разносом футуризма. Он сказал, что среди них есть настоящие таланты, например Маяковский и Каменский.
Заканчивая лекцию, отец по требованию слушателей сказал несколько слов и о себе:
— На Куприне по многим причинам не могу долго останавливаться. Скажу только, что отсутствие общего образования и систематической работы над собой составляют недостатки этого писателя. Но в своей бурной молодости он видел многое, побывал везде… и потому его произведения представляют справочник российского бродяжничества…
После лекции Александр Иванович прочел с большой выразительностью рассказ «Как я был актером».
Отзывы тифлисских газет о выступлениях отца были весьма разноречивы. Наряду с благожелательными рецензиями были и «разносные».
Закончив лекционные выступления, отец решил некоторое время пожить в Тифлисе, чтобы основательнее познакомиться с городом. Он жадно впитывал колорит людей и природы, запахи маленьких духанов и лавочек, торговавших сафьяном.
Помню, как смешно и живо рассказывал он о тифлисских банях. Как видно, с пушкинских времен они совсем не переменились. На отца вдруг наскочил голый, худой, проворный старик, стал его мять коленками, топтать, бить, танцевать на нем, ни на минуту не прекращая, несмотря на все мольбы. Старик не понимал по-русски или решил не понимать. Сначала было больно и очень неприятно, но, выйдя из бани, отец почувствовал себя так легко, что много раз потом возвращался к своему мучителю.