Когда я явилась в пансион в глубоком трауре, начальницы и воспитанницы встретили меня с сердечным участием. Одна из воспитанниц подарила мне переведенные на русский язык "Сказки дочери моей"; хотя голова моя была набита комедиями и удольфскими замками, я не отрываясь читала эти сказки. Несмотря на их местами конфектную мораль, они в простых увлекательных детских рассказах открыли мне нравственный мир и возбудили намерение подражать хорошим примерам.
У княгини и у Яковлевых встретили меня со слезами и везде с каким-то почетом. Я не понимала тогда, что этот почет был несчастию, и удивлялась, за что это все меня так уважают. Вдруг мне показалось, что мне очень весело и я сама люблю всех больше прежнего. Один Саша был со мной холоден и как-то дико смотрел на меня, одетую в черное платье, обшитое белым батистом, долго не говорил со мною ни слова, не подходил ко мне и не звал играть или читать вместе, как бывало.
Весной Яковлевы решились разделиться. От тройного управления, основанного на действии вперекор друг другу, страдало как хозяйство, так и крестьяне. Сенатор и Иван Алексеевич ездили к старшему братцу для переговоров. Старший братец обещал к ним приехать для окончания дела. Все в доме боялись этого братца и ждали с волнением. Саша, как и все, боялся его и желал видеть.
В назначенный день пригласили к заседанию Дмитрия Павловича Голохвастова и Григория Ивановича Ключарева, чиновника, заведовавшего делами Яковлевых. Все сидели молча, когда официант доложил, что братец изволил пожаловать. Сенатор и Иван Алексеевич встали и пошли ему навстречу. Саша вышел в другую комнату и остановился у двери, чтобы посмотреть на ужасного братца. Братец тихо подвигался вперед, держа перед собой образ, и едва только он начал патетическую речь, как Иван Алексеевич прервал ее холодным замечанием. Братец закричал и бросил образ, сенатор закричал еще ужаснее. Саша опрометью бросился наверх. Вся прислуга попряталась по углам.
Что было и как было после -- неизвестно, но шум затих, и раздел был совершен. Братец остался обедать, после обеда отдыхал и провел весь вечер у братьев.
Ивану Алексеевичу досталось село Васильевское с деревнями, сенатору -- Новоселье с Уходовом, Александру Алексеевичу -- Перхушково, под Москвой.