Не мудрено, что при такой обстановке Саша был отчаянным патриотом и собирался в полк. "Исключительное чувство национальности, -- говорил впоследствии Саша, вспоминая об этом времени, -- довело меня до неприятного случая. Между посетителями дома Ивана Алексеевича часто бывал граф Кенсона, французский эмигрант и генерал-лейтенант русской службы, отчаянный роялист. Он участвовал на знаменитом празднике, на котором топтали народную кокарду и Мария-Антуанетта пила за погибель революции. Граф Кенсона -- высокий, стройный старик -- был тип вежливости и изящных манер. На беду, учтивейший из генералов всех русских армий стал при мне говорить о войне: "Да ведь вы, стало быть, сражались против нас?" -- спросил я наивно. "Non, mon petit, non, j'étais dans l'armée russe" {Нет, мой мальчик, нет, я был в русской армии (франц.).}. -- "Ведь вы француз, а были в нашей армии, не может быть!"
Отец строго взглянул на меня и замял разговор. Граф геройски поправил дело: он сказал, обращаясь к моему отцу, что ему нравятся такие патриотические чувства.
Ивану Алексеевичу такие чувства не понравились; по отъезде гостя он задал Саше нагоняй: "Вот что значит, -- сказал он, кончая выговоры, -- говорить очертя голову обо всем, чего ты не понимаешь и не можешь понять; граф из верности своему королю служил нашему императору".
Действительно, это трудно было понять".
В продолжительную болезнь нашу Саша так привык ко мне, что, когда я уехала в пансион, он тосковал и приставал, чтобы меня привезли обратно.
Увидались мы не скоро.