Праздник в долго не топленной зале и легких костюмах не сошел с рук даром. На другой день маскарада у Саши и у меня показался сильный жар. Его перевели из нижнего этажа наверх в диванную, подле спальной отца, уложили на широкий, длинный диван, обитый зеленым штофом, и опустили на окнах занавеси. Меня поместили в уборной Луизы Ивановны. Весь дом впал в тревогу и суету. Больше всех был расстроен Карл Иванович, считая себя виновником болезни своего любимца -- Шушки. Оказался коклюш.
У меня припадки болезни были легче, нежели у Саши. Доктор приезжал утром и вечером. Иван Алексеевич сам давал Саше лекарства. Комнаты натопили нестерпимо. Саша впал в страшную тоску, сколько от коклюша, столько же от жара в комнате, от всеобщего смущенья и излишнего ухаживанья. Он выводил всех из терпенья капризами, катался по дивану, ничего не хотел ни есть, ни пить, ни принимать лекарства. Чтобы развеселить его и успокоить, попробовали перевести наверх и меня, и положили на противоположный конец длинного дивана. Саша выразил удовольствие по случаю моего прибытия тем, что стал съезжать с своих подушек вдоль дивана, и, приблизившись ко мне, колотил меня ногами. Сколько ни останавливали его, он не унимался, и только когда Луиза Ивановна погрозилась перевести меня обратно вниз, он пообещался не драться, затем согласился принимать лекарство и держать диету, с условием, чтобы и я принимала с ним одно и то же лекарство и держала одну и ту же диету, хотя болезнь моя была далеко не так тяжела, как у него.
Больше всех за Сашей ухаживал Карл Иванович. Он носил его на руках, рассказывал сказки, показывал книжки с картинками, клеил и точил игрушки. Родные Ивана Алексеевича присылали и сами приезжали наведываться о здоровье Шушки. Сенатор привозил ему разные сюрпризы и курьезности. Я вместе с ним пользовалась всеми этими приятностями.
Свободное копирование
