31-го (12-го ноября) октября, пятница. С восьми часов утра до пяти часов дня вся команда на работе в таможне. Ящики для галет вследствие спешности приемки их в Александрии оказались не обшитыми парусиной, а главное не подписанными, где лежат галеты (для нижних чинов) и где бисквиты -- (для офицеров). Их двадцать больших ящиков. Каждый надо вскрыть, посмотреть, обшить холстом, обвязать веревкой и надписать. Но люди соскучились ничего не делать на пароходе и работают охотно и весело.
Кругом кипит портовая жизнь. To и дело подходят тяжело нагруженные баржи. Несколько арабов и негров, в живописных лохмотьях, бегают и суетятся, снося вещи на берег. Иной ящик величиной аршина четыре в кубе и весом до шестнадцати пудов. Несколько человек его едва приподнимают. И вот его взваливают на спину несчастному носильщику, на грязную рогожную подстилку, он закидывает его поперек веревкой, обматывает веревку около лба, где у него тоже грязная подушечка, и тащит, согнувши сухие волосатые ноги, эту тяжесть один. Да еще посмеивается.
Арабы на спорную и веселую работу конвоя смотрят с удивлением.
-- "Москов аскер -- хорош!" говорят они и смеются, скаля свои белые зубы.
Итальянский консул с опасением осведомляется каждый день у г. Пчельникова о казаках.
-- "Что они делают?"
-- "Сегодня и вчера работали в таможне. Чинили ящики, перекладывали грузы".
-- "И Царские подарки трогали?" с ужасом спрашивает консул.
-- "Да".
-- "И вы это сами видели?!"
-- "Ну да".
-- "При вас это было?"
-- "Да, при мне".
Консул волнуется и кипятится.
-- " Ну вот, сейчас видно, что вы молодой человек, неопытный, да разве можно это позволить -- растащат!..."
За столом за табль-д'отом я сижу против итальянского консула: он сердито ест, чавкая толстыми губами. "Бедный, бедный!" думаю я...
Свободное копирование
