Но потом добрые люди научили меня необходимой технологии, и я уже спокойно заходил в дома, кланялся в пояс хозяевам, крестился на икону и только после этого произносил:
— А не пошлет ли Господь мне какую-нибудь помощь здесь?
Однако это было уже потом. А в первые два дня я и сам ходил голодный, и моим покровителям и угнетателям приносил разве что по кусочку черствого хлеба, а то и вовсе либо пару сырых картошек, либо луковицу. Они презрительно смотрели на меня, и я готов был провалиться сквозь землю и от их взглядов, и вообще от этой жизни.
К концу второго дня мне повезло. Я попал к добрым людям, накормившим меня вкусным кулешом и оставившим ночевать. Разговорившись с ними, я признался, что у меня есть ватное одеяло. Хозяйка попросила его принести, пообещав мне за него полпуда муки. Выскочив из избы, я бросился искать дворничиху, заглядывал то в один двор, то в другой, выбегал на перекресток дорог, вглядываясь в сумеречную даль, спрашивал у всех прохожих — не встречали ли они женщину с девочкой и тележкой, — но моих поводырей как корова языком слизнула — нигде их не было, и никто их не видел.
Так завершилось мое недолгое знакомство с дворничихой и рухнула уверенность, что кто-то сумеет мне помочь устроиться хоть на какую-нибудь работу. Ну а одеяло, я думаю, несколько сгладило «моим покровителям» горечь разлуки.
Широкие просторы украинских степей отодвигали грустные воспоминания, ласковое солнце согревало сердце, глубокая синь небес с звенящей песней жаворонка вызывала смутные надежды. Война, мимоходом раздавив тысячи жизней, двинулась совершать свои грязные дела дальше. А здесь было тихо. Даже немцы попадались только изредка. Однако это было спокойствие поверженной, изнеможение раздавленной, усталость израненной невзгодами жизни. Поля превратились в степи, стада исчезли, в деревнях преобладали тощие, едва передвигающиеся старики и старухи. Я шел от деревни к деревне, почти ни о чем не думая, потеряв веру в возможность где-либо устроиться, с единственной целью — хоть как-нибудь прокормиться.
Бывали минуты, особенно в пасмурные дни, когда я чувствовал себя одиноким маленьким муравьем, раздавить которого может походя любой прохожий, и тогда возникала пугающая мысль, что никто из родственников, находящихся где-то там, за горизонтом, на советской земле, никогда не узнает, что же произошло с нашей семьей. Но эти мысли были мимолетны. Я почему-то был уверен, что НАШИ придут, родственники разыщут меня и я сам сумею все рассказать. А пока я шел по дороге, надеясь, что впереди лежащая деревня будет богаче, чем предыдущая.
Свободное копирование
