Мы переселились в дом, где нас никто не знал, заняв квартиру недавно умершей от голода старушки. Новое место не принесло нам нового счастья. Маме постоянно приходилось как-то выкручиваться, чтобы притупить мучивший всех нас голод. Начиналась дистрофия. То у одного, то у другого стали появляться отеки. Однажды, спустившись с мамой во двор за дровами, я не сумел взобраться на второй этаж — не хватало сил поднимать налитые водой ноги на ступеньки лестницы. И маме пришлось втащить меня домой волоком.
Неожиданно пришла помощь. Мама давно собиралась продать две сшитые ею перед войной пуховые подушки, но боялась сама нести их на базар. И вот как-то утром она привела в дом двух средних лет женщин, внешне напоминающих колхозниц. Им понравились подушки, и они спросили — сколько же мама за них просит.
— Триста, — просто ответила мама.
— За каждую? — скорее утвердительно, чем вопросительно уточнила одна из них.
— Нет, за обе, — поправила ее мама.
— Ну, милочка, — улыбнулась вторая женщина, — да вы совсем не знаете рыночных цен! Каждая из них стоит не менее трехсот. — И она выложила на стол шестьсот рублей.
А другая, взглянув на мое кривое лицо (одна щека у меня отекла и закрыла глаз), попросила у мамы кружку и налила нам еще молока, уже сверх того.
Шестьсот рублей по тем временам были не бог весть какие деньги. Достаточно сказать, что килограмм черного хлеба — предел наших мечтаний — стоил 110 рублей. А стакан ячменя стоил 24-25 рублей. Делая варево из ячменя с картофельными очистками и разводя его пожиже, можно было уложиться в 7-8 рублей в день. Так мы и жили. И, может быть, с горем пополам нам бы удалось пережить эту страшную зиму. Но как-то, возвращаясь с базара, мама поскользнулась и сломала руку. Вначале она наотрез отказалась идти к врачу, так как за медицинскую помощь нужно было платить. И нам стоило большого труда уговорить ее. Помогла боль, от которой при каждом движении она чуть ли не теряла сознание. Однако, даже придя в поликлинику, в целях экономии мама упросила врача наложить ей только гипсовую повязку, а не шину, как в то время было принято. Это ухудшало возможности сращения костей, правда, позволяло ей одеваться, что казалось крайне необходимым, поскольку нас она выпускать боялась и ходила за продуктами сама.
