В ноябре мы с Шухратом были в Краснодаре на практике — на съемках картины Григория Львовича Рошаля “Хождение по мукам”. Мама работала там вторым режиссером, а директором картины был Виктор Серапионович Циргиладзе, мой старый знакомый: именно он гонялся за мной с палкой на съемках “Георгия Саакадзе” после случая с “цыганочкой”.
 
Ну что я могу рассказать об этой практике? Съемки как съемки, все это я уже видел не раз. Ярко запомнилась такая картина: вечер, закат, поле, черный силуэт съемочного крана, на нем — человек... Мне даже захотелось про это снять фильм (у меня в жизни так бывало — картинка, а потом фильм. Вертолет на замке — “Мимино”, девушка и парень с зонтиком — “Я шагаю по Москве”).
 
С Циргиладзе всегда работал Ким — скромный седой человек с усталым лицом. Мы никак не могли определить его должность. Иногда он носил стул за режиссером, иногда на нем ставили свет, а чаще всего он просто стоял около камеры. Наверное, Ким и сам прекрасно понимал, что без него спокойно могут обойтись, и поэтому очень старался быть полезным.
 
Снимали сцену “ранение Рощина”. Накануне ночью подморозило, и лужи покрылись коркой льда. Николай Гриценко, который играл белого офицера Рощина, предложил эффектный кадр: Рощина ранят, он падает и лицом разбивает ледяную корку. “Снимайте наверняка, — предупредил Гриценко. — Падать буду только один раз”.
 
Настроились, тщательно все проверили.
 
— Все готовы? — спросил Рошаль.
 
— Готовы.
 
— Камера! Начали!
 
И Гриценко самоотверженно рухнул лицом в лужу. Разбил он щекой лед или не разбил, никто не увидел, потому что тут же с криком “ой, упал!” в кадр вбежал Ким и стал поднимать Гриценко: “Коля, больно?”
 
Хорошо, что Гриценко в этой сцене был без сабли, а то разрубил бы Кима на кусочки.
 
И еще у Кима было одно занятие — когда шла съемка с крана, если оператор слезал с площадки, туда сажали Кима — чтобы не нарушалось равновесие.
 
Как-то снимали километрах в тридцати от города, в степи. В Краснодар мы с Шухратом возвращались в “газике” с Циргиладзе. На полпути Циргиладзе спохватился:
 
— Ребята, а где Ким?
 
Ким всегда ездил с ним.
 
— Не знаем.
 
Развернули машину, поехали обратно.
 
На фоне заходящего солнца чернел силуэт крана. А на верхней площадке крана, сгорбившись, сидел Ким.
 
— Ты что там делаешь, болванчик?! — истошно заорал Циргиладзе.
 
Болванчиками Циргиладзе называл всех. Одних в глаза, других (Рошаля, например) — за глаза.
 
— Меня забыли, — виновато объяснил Ким.
 
До войны Ким был большим начальником в нашем кино. Потом от него ушла жена, он запил и пропал. Объявился во время войны в Тбилиси: жалкий, опустившийся... Его случайно на улице встретил Циргиладзе, узнал — и с тех пор они не расставались.