Любищев. Дневник - 28

Симферополь, 22 июля 1921 г.

Из пробной лекции Парфентьева о способах защиты растений от насекомых узнал довольно много интересных фактов относительно возникновения приспособлений. Сплошь и рядом то, что может казаться следствием долгого приспособления, на самом деле дается сразу без выработки. Хороший пример. В Крыму наиболее устойчивым против кровяной тли (привезенной из Америки) является сорт яблок кандиль-синап родом из Синопа; параллельный случай устойчивости американской лозы против филопсеры рассматривается как следствие медленного процесса. Вполне вероятно, что такие приспособления как защита от насекомых кислым или горьким соком, эфирными маслами развивалась совершенно независимо от целей защиты. Интересно также мнение Курдюмова, что шведская мушка не вредит, а помогает ячменю, так как поражает только нижние зерна и поэтому все соки направляются в верхние, отчего они лучше развиваются: Якушкин оспорил это и считает, что наблюдения Курдюмова, очевидно, имели какой-то особенный случай, обычно же шведская мушка поражает все зерна без различия положения. Как бы то ни было, в некоторых случаях такие случаи имели место, и, следовательно, при определенных числовых соотношениях растения и насекомого могло бы установиться прочное положение, при котором оказался бы новый вид «энтомофильного» растения. Таким энтомофильным видом является, например, юкка, которая при оплодотворении не может обойтись без содействия бабочки Гронуба юказелла, которая паразитирует в ее семенах.

Мне скоро придется покинуть Крым, пробыв здесь два с половиной года, и теперь невольно хочется бросить взгляд на все это время, столь обильное переживаниями. Я, конечно, не выполнил того, что предполагал, когда ехал сюда: я рассчитывал как следует разработать щетинки полихет и предпринять эксперименты над окраской и рисунком у зигенид и нарывников. Здесь, конечно, помешали внешние обстоятельства: разработка требовала такой лабораторной обстановки, которая здесь создастся не скоро, но зато в сфере теоретической я здесь сделал, может быть, даже больше, чем думал и реальным результатом являются мои четыре доклада («О творческой эволюции Бергсона», «О возможности построения естественной системы организмов», «Об эвристической ценности эстетики для биологии», «О стиле в биологии»), кроме них, я сделал еще доклад о щетинках и реферат о книге Белоголового. В Симферополе я пережил и вступление мое в зрелый возраст (30 лет) и здесь я вполне созрел в смысле умственного направления. Составление моих докладов доставляло мне большое удовольствие и приятно сознавать, что при писании на определенную тему, как то естественно возникают все новые и новые темы, органически связанные о интересующей в данный момент. Сейчас у меня уже намечается: «Приложение математики к биологии» (что я намерен взять в качестве пробной в Пермском университете) и очень большая тема «Сущность явлений сходства в биологии» (куда целиком войдут все собранные мною материалы по псевдомиметизму, миметизму и т. д.). В математике я прошел не так много как ожидал (полтора тома Чезаре, ознакомился с векторным анализом и теорией функций комплексного переменного в изложении Смирнова), но несомненно вынес много из бесед со здешними математиками (Крыловым, Смирновым и Франком). Штудирование Чезаре доставило мне громадное удовлетворение прежде всего потому, что я мог самостоятельно справляться даже с очень трудными (по свидетельству Крылова) отделами, так что, видимо, если мне дать достаточно времени, я сумею вработаться хорошо в математику.

Чтение докладов в тесном кругу биологического семинария (а одного на даче в Алуште), конечно, не встретило живого отклика: даже Гурвич отнесся довольно холодно к моим идеям, что меня сначала невероятно поражало, я старался по возможности принять во внимание его возражения, но вместо этого еще больше от него отдалялся. И в этом смысле чтение докладов было чрезвычайно полезно для самоограничения. Я теперь с нетерпением жду встречи с Беклемишевым, в котором рассчитываю увидеть единственную родственную душу.

Мои политические воззрения и взгляды на личное поведение и на мораль (реактивом послужило мое увлечение Екатериной Яковлевной), как оказалось, тоже радикально расходятся с таковыми Гурвича, но сейчас, как это ни странно, мне трудно найти почву, на которой мы можем хладнокровно разговаривать и это после того, как раньше мне казалось, что у нас нет вопросов, при обсуждении которых мы не стояли бы на общей плоскости; сейчас же даже философские воззрения наши глубоко расходятся: у меня увлечение Бергсоном, вообще прочь от критицизма и в особенности от всего, что пахнет солипсизмом; он же не может равнодушно слышать возражений против него. В этом радикальном расхождении с человеком, которого я считал наиболее близким мне по духу и кроется значительная доля того стремления на север (вернее, в этом заключается отталкивающая сила, притягательная же олицетворяется Беклемишевым).