Я помню себя очень рано. Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда я еще не умела ходить и говорить.
Помню себя на руках у няни Мани, на скамейке еще существовавшего Смоленского бульвара. Няня в трикотажной кофте в мелкую клеточку, держит меня на руках, я до пояса закутана в одеяло. Няня покачивает меня и напевает: «Зо-ло-то самовар-ное».
Кстати, о няне: мама рассказывала, что вскоре после моего рождения, гуляя со мной по Гоголевскому бульвару, она увидела на скамейке оборванную, истощенную крестьянку средних лет. Мама разговорилась с ней, привела ее домой, вымыла, переодела, накормила и договорилась о том, то она будет помогать ей в уходе за мной. Я, правда, не понимаю, зачем была нужна няня, раз мама не работала, но, видимо, на этом настаивали родственники отца, заботившиеся о том, чтобы все было «как у людей». Няня оказалась человеком добрым, честным, и, хотя она жила у нас недолго, я вспоминаю ее с теплотой.
Будучи уже взрослой, я спросила как-то маму, как она объясняет то обстоятельство, что, по ее же словам, в то время Москва была полна нищих. Мама пожала плечами и ответила: «Ну, знаешь, такое было время».
Мы вернулись в Москву, в тот же дом, в ту же квартиру, из которой уехали три года назад. Это был доходный пятиэтажный дом номер 13 по Малому Николопесковскому переулку (Арбат). Этот переулок потом был переименован в улицу Федотовой, но теперь, кажется, ему вернули старое название. Правда, теперь это не переулок, а какой-то странный отросток Старого Арбата. Наш дом снесен. Он был расположен в конце переулка. Квартира номер шесть, в которой мы жили, находилась на третьем этаже. В квартире было 7 комнат и каморка без окна возле ванной комнаты. Во времена моего детства в них обитало шесть семей и одиночка – в каморке. Перед войной это был артист Мартинсон, по прозвищу «Керосин-Бензин», которого мы, дети, боялись. Когда мы вернулись из эвакуации, вместо него в каморке жила тихая, бессловесная старушка тетя Паша.
