18-ый день похода.
27.VIII.39.
Село Омало - ночевка у перевала.
"Вперед, вперед! К последнему перевалу!"
Темп хода ровен и быстр, отстающих нет.
Федор идет окрыленным шагом - знаменитая операция удалась.
Среди зреющих хлебных и кукурузных полей, дорожка ведет нас все вниз и вниз.
Вскоре навсегда скрываются от нас и гостеприимный "Омаловский кичман", где мы только что простились с дедушкой, внучкой и собакой, и шиферные кровли селения, и милует мрачного легендарного замка "Старого Омало"...
Внизу перед нами светлые воды Орцхали, стремительно несущейся на встречу со своей родной сестрой - Пирикительской Алазанью.
Перед тем, как перейти мост, мы купаемся в пенных струях реки, а затем освеженные бодрые, начинаем подъем на невысокою но довольно крутую, поросшую сосновым лесом горку.
Внизу, там. где Орцхали образует крутую излучину, на высоком, заросшем густым лиственным лесом мысу, полускрытая деревьями, виднеется высокая башня с зубчатым окончанием стен.
"Замок на Рейне", напоминает нам чем-то эта лесная крепость, расположившаяся на высоком берегу реки и окруженная живописными и мягкими контурами лесистых гор.
Долго маячит она перед нами, пока, следуя по зигзагам тропы, мы поднимаемся на сосновый перевал. Но вот - вершина достигнута, дальше тропа следует вдоль хребта.
Начавшийся дождь портит всем настроение! Действительно! Давненько не было дождя!
Дорога и до того уже достаточно грязная от недавних дождей, делается скользкой и совсем непролазной. Копыта лошадей выдолбили в почве глубокие канавки в которых стоит вода. Нам приходится делать громадные шаги или перепрыгивать через эти канавки, как бы по неровным ступеням или шпалам, по скользким и высоким буграм, ежеминутно рискуя, поскользнувшись, увязнуть по колено в жидкой грязи. Особенно трудно приходится Наде и Федору, обутых в легкие резиновые тапки.
Со стороны, мы, наверно, представляем из себя зрелище необыкновенно забавное: в черных, блестящих от дождя плащах с капюшонами, горбатые как верблюды, неровными прыжками продвигаемся мы все вперед и вперед...
При спусках, трудности нашего "грязного марша" все увеличиваются.
Внизу, на противоположной стороне ущелья, сквозь частую сетку дождя, виднеются селения, окруженные полями. Башен и замков здесь уже не видно, зато почти везде белеют стены таких же христианских храмиков, как и в Дартло.
Вскоре начинаются изгороди, грязь еще увеличивается, внизу перед нами показываются какие-то постройки. Это последнее тушинское селение на нашем пути - Хисо.
Довольно большое селение это, расположено на крутых уступах горы. Мы фотографируемся около полуразрушенных стен жилых домов-башен, а затем тщетно пытаемся установить контакт с жителями Хисо. Приходится констатировать, что близость к городу портит горцев. От былого гостеприимства нет и следа. Они не хотят ничего продавать нам; даже молока мы не можем от них добиться, не говоря уже о хлебе и сыре. Соглашаются они лишь на обмен: наши котелки и эмалированные кружки еще могут сойти как плата за продукты негостеприимных хисовцев.
Но этот номер им не проходит. Они не рассчитали степени нашего голода. Разочарованные, покидаем мы неприветливое селение.
Крутой и грязный спуск и вот перед нами уже и мост - снова через ту же Орцхали.
Отойдя вверх по течению этой реки на такое расстояние, что бы не видеть надосадившего нам Хисо. пристраиваемся на привал на высоком и живописном берегу Орцхали.
Здесь же у откоса прикорнуло несколько низких каменных хижинок. давно покинутых жителями.
После недолгого отдыха и холодного завтрака, снова пускаемся в путь. Дождь то перестает, то возникает с новой силой; окрестности подернуты сырым туманом.
Ущелье Орцхали принимает все более и более суровый характер. Кругом вздымаются скалистые склоны, проросших высоким хвойным лесом гор.
Река с ревом и грохотом, неся с собой стволы деревьев и ворочая камни, низвергается со скал бесчисленным каскадами, устремляясь все вниз и вниз в плодородную долину Омаловского района, Дико и пусто все кругом.
Чьи-то вещи брошены у самой тропы и верный сторож не дает нам подойти к этому месту даже близко.
Лай собаки начинает походить на бессильный, но яростный плач. когда выставив вперед альпенштоки, мы все же оттесняем ее с тропы и проходим мимо вещей. Убедившись, что мы даже и не смотрим на эти драгоценности, четвероногий сторож мгновенно успокаивается. Через десять минут мы натыкаемся на группу дорожных рабочих. очевидно собака и вещи принадлежали им.
Следуя навстречу кипучим водам Орцхали мы взбираемся все выше вдоль теснины ущелья, которое, постепенно приближаясь к самому сердцу гор, к заоблачным высотам Главного Кавказского Хребта, становится все уже и уже.
Несмотря на плохую погоду, мы не можем не восхищаться величественной красотой сурового ущелья, напоминающего своим характером Финляндию, Скандинавию или север Урала ...
Но вот, ущелье раздваивается. Здесь в Орцхали вливается еще более шумный и бурливый, чем она, ледниковый ручей.
Тропинка наша также поворачивает вправо, в узкую теснину этого притока.
Лес становится все мельче и реже, лишь обрывистые мокрые скалы обступают дорогу все тесней, перегораживают путь своими обломками и уступами. Мы не удерживаемся, несмотря на всю нашу усталость, что бы не пощипать малины, обильно растущей в расщелине скалы.
Группа встречных всадников, под бурками которых поблескивает оружие, преграждает наш путь, заставив прижиматься к отвесной стене узкой тропы.
"Гомарджос" - раздается неожиданно знакомый голос. Снова Миша! Ну и встреча - среди всех этих безлюдных склонов и скал.
На этот раз, румяное лицо Миши сурово и хмуро. ему не удалось изловить шайку бандитов, о которых он говорил нам в Омало. Он предупреждает нас, чтобы мы, (Боже сохрани!), никому не говорили о этой встрече и ... на этот раз действительно навсегда, сердечно прощается с нашей группой, и вскоре скрывается со своими спутниками за поворотом тропы.
Лес скоро кончается. Вокруг, по пустынным склонам, среди осыпей и скал, простираются альпийские луга, перемежающиеся с роскошными зарослями темно-зеленого рододендрона.
Тропинка снова приближается к многоводному стремительному ручью. Переправа.
Хотя ноги наши давно уже промокли насквозь, никому не хочется лезть в эту ледяную воду. (Бр-бр..., и сейчас страшно вспомнить!).
Сабурка великодушно предлагает свою помощь и по очереди перетаскивает на своей спине Сергея и Надю; остальные кое-как собравшись с духом, перепрыгивают сами через пенящиеся струи ручья.
На сыром альпийском лугу тропа снова становится грязной и скользкой. Вершины гор скрыты от нас клубящимися над самой нашей головой облаками. Поэтому, мы не можем видеть далеко ли еще до перевала.
Бредем из последних сил, надеясь про себя, что это последний подъем, но взбираемся всего лишь на новую террасу. Вдруг тропинка начинает спускаться. приведя нас н новому ледяному броду через тот же шумливый ручей. На этот раз мы равнодушно перебираемся через воду.
Нас охватывает какая-то странная апатия, полное безразличие к любым трудностям, лишь бы скорее достигнуть цели.
Между тем начинает темнеть. Навстречу нам, прямо из облаков, медленно спускается бесконечно длинный караван. Склон горы внезапно оживает, от испещрен темными движущимися пятнами. медленно ступая шествуют нагруженные лошади, поворачивая в ту или другую сторону, вслед за зигзагами тропы. Все новые и новые фигуры появляются там наверху, в облачном тумане. Кажется, этому медленному шествию на будет конца.
Остановив одного из погонщиков, ребята допытываются, далеко ли еще наш путь. Увы, ответ не утешителен. До темноты не удастся добраться до перевала, не говоря уже, конечно о спуске.
Ничего не поделаешь! Оказывается не так то просто, за один день перемахнуть через Главный Хребет Кавказа...
Приходится искать место для ночевки. Вскоре мы отыскиваем более или менее ровную площадку, разгружаемся и расставив две большие палатки, заползаем в эти надежные убежища.
На этот раз мы даже не пытаемся развести костер - склон горы безнадежно гол, здесь не найти даже ни одной сырой щепки.
Усталые промокшие и голодные, бесприютно чувствуем мы себя на в этом последнем нашем лагере, на подступах к перевалу "Дид-Гверди".
Даже переодеться в сухое не удается - запасная смена уже давно одета и успела промокнуть на нас. Только на ноги, признаться не без сожаления, мы натягиваем сразу по несколько пар наших новеньких шикарных чулок.
Надя делит остатки нашего провианта: на ужин и утренний завтрак. и это все! Завтра, во что бы то ни стало. мы должны дойти до рабочих бараков на той стороне хребта.
"Холодный ужин" распределяется на 8 частей. Увы, как мало и как невкусно!
Вдруг снаружи раздаются шаги и шум. Выглянув из палатки, мы замечаем человека и стадо. Это тушинский чабан спустился приветствовать нам, со своих заоблачных пастбищ.
Кое-как, знаками и по Кукиной книжке, мы спрашиваем его, не знает ли он, где взять дров, и нет ли у него молока и сыра.
Ответ его мало понятен - не то да, не то нет.
Вскоре пастух, вместе со своим стадом исчезает, но не надолго. Он появляется снова и протягивает нам два комочка липкого и черного теста (хлеб!) и два круга козьего сыра.
Как отблагодарить. этот "милосердного самаритянина"? Ведь он поделился с нами своими, наверное очень скудными запасами! Однако чабан и слышать ничего не хочет о деньгах, поэтому мы ограничиваемся только тем. что дарим ему несколько пачек спичек и табаку.
Сыр поедается нами с волчьим аппетитом, но хлеб, увы, несмотря на весь наш голод, хлеб этот в горло нейдет. Мы оставляем его до ... утра. (Кусочек этого знаменитого хлеба, в числе прочих кавказских трофеев, хранится еще и до настоящего времени у Коли Лебедева. Это уже окаменелость.)
Чабан пристраивается на ночлег где то неподалеку от нашего лагеря и стадо его разбредается вокруг наших палаток.
Не знаю, чем так нравятся наши палатки этим странным животным, но во всяком случае, они устремляются к нам, толкая друг друга, для того, чтобы полизать прорезиненные стенки своим шершавым языком.
Положение становится довольно неприятным. Глупые животные могут сбить камни или оборвать веревки, на которых натянуты наши палатки.
Однако, никому не хочется вылезать в эту темень и дождь, поэтому мы ограничиваемся тем, что отгоняем назойливых "лизунов" альпенштоками, высовывая их в заднее оконце палатки...
Всю ночь идет и идет дождь и всю ночь продолжается эта нелепая "война" с назойливыми овцами.
Из соседней "курящей палатки, раздаются даже воинственные крики:
"Хаччо - пошшел - ччорт!" - доносится к нам голос рассвирепевшего Сабурки. Говорят, он даже бил кулаком по морде лижущего животного, отделенного от него тонкой тканью стенки палатки.
Говорят, да мало ли что говорят, может быть только языками треплют, будто бы в курящей палатке произошли и другие, не менее замечательные происшествия...
Но, хватит болтать. Спать пора. Ведь перевал еще не пройден!
Свободное копирование
