28 декабря
Был у меня Михаил Михайлович Достоевский и толковали мы, как помочь Григорьеву. [Егор] Ковалевский мне сказывал сегодня, что тому два месяца, как ему из Общества литераторов выдали 500 р. Кн. Черкасский и Самарин мне сказывали, что он пьет жестоко, в чем сам Григорьев мне признавался, ссылаясь на свое горе. Да хоть бы и пил, -- да человека то даровитого жаль, -- ведь у нас людьми не мосты мостить.
[Н. А.] Милютин, Оболенский напали на меня, за чем я не нападаю на Хрущева за то, что он сообщил сенаторам письмо о ямбургском кулачном побоище Смирнова; в публике утверждают, что Хрущев с ума сошел. Я отвечал, что я бы этого не сделал, но преступления в том не вижу; в Англии бы такая штука была бы тотчас напечатана. "В том и дело", -- заметил Милютин, -- "что мы не Англия". В ответ я напомнил о сказке в старинной детской книге: "В старину была небольшая земля, где не было человека, который бы ходя не хромал и говоря не заикался; один иностранец, заметив тот порок, пошел по улице твердыми ногами -- издеваются над ним во всей земле и проч." "Да, подхватим Милютин, -- а тут хромоногий пришел в землю, где никто не хромает". "Ah! monsieur le ministre! возразиля -- d'apres votre avis personne ne boite?" {Ах, господин министр, по-вашему, никто не хромает?} вы посмотрите по крайней мере на Комитет общественного здравия -- как он хромает". -- "От того, что и Комитет-то этот хромой" -- грустно отвечал Милютин.