Неожиданно в комнату зашел Лева.
«Собирайся, – сказал он. Скоро поедем».
– Как он тут оказался, – подумал я, – ведь он же на фронте. Лева был, как и раньше, в морской фуражке, но теперь он был еще и в военно-морской форме.
Я что-то промычал нечленораздельное в ответ.
«Куда поедем и зачем?» – подумал я, и снова заснул.
Лева взял меня в охапку и положил в сани поверх наших пожитков. Я лежал, как куль, и не мог пошевелиться.
Сани тронулись, и мы поехали. Через какое-то время они накренились, и я скатился в канаву, а сани поехали дальше.
«Не найдут меня, – подумал я, – я тут и останусь».
Но пошевелиться и встать, по-прежнему, не было сил.
Но за мной вернулись, сани уехали совсем недалеко. Меня снова положили сверху, и мы доехали до нашего нового дома.
Я помню этот дом – Пушкинская ул., д.11. Нас встретили хозяин-старик, его жена и дочь, девушка лет двадцати.
Меня раздели и посадили напротив большой голландской печки. Печка топилась, дверца была широко открыта, и языки пламени прыгали на дровах. Горячий воздух с шумом уходил вверх в дымоход. Печка гудела.
В доме было жарко, близкий огонь топки слегка обжигал мне кожу, но мне, по-прежнему, было холодно. Я сидел неподвижно и смотрел на огонь. Мне хотелось пихнуть руки прямо в огонь, а, может быть, даже залезть целиком самому. Туда, где тепло.
Не знаю, сколько я так просидел. Может быть, минут пятнадцать, а может быть, полчаса. Потом во мне что-то оттаяло, и я задрожал. Задрожал крупной дрожью. Дрожало все тело, дрожали руки, а зубы клацали друг от друга. Я пытался унять эту дрожь, но это было сильнее меня. Тело, руки, зубы жили отдельно от моего сознания. Они хотели дрожать, поэтому и дрожали, а мне оставалось только смотреть, слушать и чувствовать эту дрожь.
Не знаю, стук ли зубов или мое а-а-а-а-а, которое я, помимо своей воли, издавал, привлекло внимание, но все зашли в комнату и смотрели на меня.
«Наверное, надо как-то перестать дрожать, – подумал я». Но я ничего с собой не мог поделать.
Мама положила мне руку на лоб, но и это не помогло. Только минут через пятнадцать дрожь стихла.
Теперь мне захотелось есть. Лева тоже привез нам немного хлеба, консервов, сахара и шоколада. Мы поели, а мама с ним о чем-то тихо разговаривала.
Потом Лева ушел в комнату к хозяйской дочери, и она там все время хихикала. Лева еще побыл с нами немного вечером и ушел.
А Лизы и Киры в Ростове больше не было, – может быть, Лева забрал их с собой?
Свободное копирование
