* * *
Опять здание. Опять этажи. Но спирта что-то не слышно.
Добираюсь еще до одного формирующего полковника. Молодой очень, но энергичный, производит симпатичное впечатление. Из «осважников». Переменил перо на винтовку. Тут «что-то слышится родное».
— Деньги получили?
— Нет — какое там ...
— Как же?
— Да как-то наскребаем пока.
— Утверждение?
— Да вот хлопочем.
— Много у вас ...
— Пока около ста человек ...
— А ведь большевики движутся ... .— Конечно, движутся ...
— А знаете что, будем связь держать ...
— Хорошо ... а зачем?
— Да мало ли что может случиться ... драпанут в два счета ... теперь не на кого надеяться ... только на себя... в случае чего... перебирайтесь к нам ...
Мы уславливаемся.
В городе по самому скромному счету двадцать пять тысяч одних офицеров. А тут два отряда, общей численностью не превышающие двести человек, «договариваются» о «совместных действиях».
***
Еще какое-то формирование. Та же картина. Здание, этажи.
***
Штаб. Денег дока нет. Разрешение — «хлопочут»...
И еще ... и еще ...
Есть еще немцы-колонисты. У них свой «генерал». У них свой комитет — какой-то немецко-русский совдеп, где одерживаются бескровные победы на внутреннем фронте.
Деньги? Кажется, есть.
Люди? Говорят, были. Но разошлись... И вообще они желают защищать только каждый свою колонию, а другой не желают. Кроме того, немцы говорят: «мы пойдем, если русские (крестьяне) пойдут». А русские крестьяне будто бы говорят: «мобилизуйте нас — тогда пойдем, а добровольно не пойдем — страшно»...
