9 июня 1922. Пятница
Первая половина дня прошла в физическом труде, вторая — в умственной лени.
10 июня 1922. Суббота
День прошел в сильном нервном возбуждении духа. Не знаю почему, весь день плакала. Даже в мастерской Анна Андреевна (Волхонская) говорила с Мамочкой о том, какой у меня скверный вид последние дни; боялась, нет ли у меня какого-то увеличения каких-то желёз; говорила, что у нее тоже начинался туберкулез, но она его остановила. А я в это время была в таком состоянии, когда очень близко от смеха к слезам: не удержалась и чего-то заплакала. Анна Андреевна решила, что я испугалась ее рассказов, и ей было очень неприятно. «Какая вы нервная, какая вы мнительная», — говорила она, всячески стараясь меня успокоить.
Я, кажется, еще ничего не говорила об Анне Андреевне. Это наша соседка, мы живем через стену. Она замужняя. Муж ее офицер, преподает что-то в гардемаринских классах. Она совсем молоденькая, ей двадцать два-три года, не больше; интересная, хорошенькая блондиночка, светлые, лучистые глаза. Отец ее бельгиец, и во всей ее фигуре видно что-то северное, могучее. Она очень веселая, у них всегда много народу. Говорят, что А<нна> А<ндреевна> не очень умна, но мне она нравится: самая симпатичная из сфаятских дам. Я с ней встречаюсь только на спевках. Веселый, добрый человек, стоит далеко от всяких сплетен и интриг, любит природу (из всего Сфаята только Волхонские и Кнорринги любят гулять), рисует (рисовала, между прочим, знаменитую беженскую икону «Светлая обитель странникам бездомным» — Казанской Божьей Матери над русскими лагерями и эскадрой; стоит в самой церкви), симпатичный и культурный человек. Что еще надо добавить?
Свободное копирование
