26 МАРТА 1957
Ночью я, оказывается, кричал так, что взбудоражил дежурную сестру. А сам не проснулся. Майя Германовна сегодня на обходе вдруг говорит:
— А если завтра вас выпишут на работу – сможете не пить?
— ?... Возможно…
— Побудьте еще…
Разделался с Пенежко. 530 страниц и, в среднем, по 476 выстрелов на страницу. Чувствуешь себя как после артподготовки.
В «Октябре» - рецензия Смелякова «Возвращение в строй». Про Кезина (?). А как-будто про себя…
И еще новые записи из записной книжки Ильфа. Читаешь их и видишь, как много «12 стульев» и «Золотого теленка» еще раньше и почти дословно было в записных книжках Ильфа! И лексикон Эллочки, и многое, многое еще. Не потому ли Петров в свое время выбросил, не включил именно это, составляя первый выпуск «Записных книжек»?
А вот – «Редактору современной литературы, у которого серьезно разболелись глаза, известный профессор совершенно серьезно советовал перейти в отдел классиков. Он сказал: «Если бы вы читали Флобера и Гоголя, несомненно, глаза пострадали бы у вас значительно меньше»»
Или – «Когда я заглянул в этот список, то сразу увидел, что ничего не выйдет. Это был список на раздачу квартир. А нужен был список людей, умеющих работать. Эти два списка никогда не совпадают. Не было такого случая».
Больной по фамилии Берникор. Нагловатый и бесцеремонный одессит. На прогулке из-за ворот какая-то дама в очках просит: «Позовите Берникора из 3-го отделения. Гуляет Берникор?» Находившийся ближе всех к воротам псих задумался, повернулся и закричал:
— Верни хер!!
В 3-м «Октябре» Галина Николаева начинает новый роман «Битва в пути» описанием Москвы в день смерти Сталина. Перемешивает смерть с анекдотами – как дама повисла на балконе над толпой – и с «ужасом» - как лошадь милиционера убила героя-юношу, остановившего его… И дважды нарочито подчеркивает, что у Сталина – некрасивое лицо, потерявшее «мраморную монументальность» и «большие кисти рук не по росту…». Ай-да Галина Николаева!
В этом же номере – непомерно, мусорно многословный Полевой («30 тысяч ли по Китаю») и кокетничающий Л.Седин («Развеянные иллюзии»). Про Англию. Надо полагать, что Лёвка имел тут в виду развенчанные иллюзии Леонтьева на публикацию его опусов. Командировка-то была от «Нового времени», а это – её единственный «выхлоп».
… Спать пора.
27 МАРТА 1957
Сегодня – ДРМ (День рождения Миши, 27 сентября 1955 – Л.И.). И пингвиненок, и я отличились. Мишутка, по оперативным данным, встретил свое полуторагодие не совсем чистеньким, а я – ногу разбил… Черт его знает, как вышло, - стукнулся косточкой правой щиколотки о стул, да так, что взвыл… К обеду нога вспухла, а после мертвого часа ходить почти не смог. На ночь намажу кварцем и поставлю самодельный компресс.
Из разговоров:
— Ты снотворное принимаешь?
— Нет. От него х….ь, и на сердце сказывается.
В уборной:
— Есть еще, оказывается, такие люди: н….т и не спустят! Из деревни, что ли?
После этой тирады говорящий уселся, долго сидел, потом соскочил, сплюнул, и, поддернув штаны, пошел. Не спустив воду.
О, идиотизм нашего бытия.
Алтаец Михеенко, оказывается, за две недели своей вокзальной голодовки побывал еще в «Правде», «Медицинском работнике», «Гудке», у Симонова, у Космодемьянской (куда, кстати, его не пустили) и еще десятке мест. Любимая его присказка: «Вы меня в дверь не пустите, я завтра в окно войду». Обо всем этом он повествует шепотом соседу Боре после отбоя часов до двух, мешая всей палате спать.
— Никогда не думал, что в «Литературной газете» работают люди с такими маленькими головками, — заключил он сегодня.
— Надо быть идиотом…
— Не надо быть идиотом!
С. Сартаков очень неплохо написал «Горный ветер» - «Октябрь», 2-3, 1957. Почему же так беспомощны были его записки о поездке в Румынию для нас?
В 8-й палате какой-то полковник жалуется на голову и утверждает, что у него там остался осколок. Направили на рентгеновский снимок. Отказался: «Рентген меня убьет…». Его выписали из лечебницы без разговоров – «за нежелание соблюдать курс лечения».
В 8 утра и в 7 вечера человек 8-10, всегда одни и те же, собираются у репродуктора – слушать «Последние известия». Среди них один такой нервный тип. Выслушивает все, а когда дело доходит до сводки погоды – встает и хлопает дверью. Пунктик?
У Мариетты Шагинян есть один очень хороший рассказик «Гривенник». Об отношении к труду. Я вспомнил его сегодня, глядя, как новая уборщица убирала палату – терла двери и драила тумбочки с мылом, перетирала спинки кроватей, самозабвенно забыв о больных… Болото в палате стояло часов до 12. Очень трогательно.
28 МАРТА 1957
Компресс, вроде бы, помог – носовой платок и четыре носка. Но все еще хромаю.
Из сегодняшнего радио: «Повышенное обязательство взял на себя доярка Павлов…», «Семь мартеновских печей из восьми успешно справляются с заданией…»
«В районе Песчаных улиц – от Москва-реки до канала имени Москвы, будет создан новый жилой район. Здесь будут выстроены 5-ти и 8-ми этажные дома общей площадью в 1.5 миллиона квадратных метров, 4 кинотеатра, стадион, лодочные станции, разбиты скверы. От Красной Пресни сюда будет вести широкая магистраль, по которой пойдут автобусы, троллейбусы и трамваи…»
Хана Серебряному Бору!
29 МАРТА 1957
А Павленко действительно умел-таки писать. В «Новом мире» (№№2-3) – «Кавказская повесть». Неплохо.
Любопытно, хотя и очень традиционно начал Лев Любимов свои мемуары белоэмигранта – «На чужбине». Там, у Любимова забавно. Всплескивает руками швея, пришедшая на дом:
— Такой маленький, а уже сан губернатора!
Сейчас снова берусь за Бориса Левина – «Юноша».
Одному психу казалось, что ему всего мало дают. Жалеют. Он требовал две таблетки, а не одну, два снотворных, два укола, два раза пойти под душ… Лечиться так лечиться!
Не знаю, писал ли я про это раньше – вероятно, мало больниц, где, как в нашем 3-м отделении, собралось одновременно столько здоровых, по-существу, балбесов, «отдыхающих» тут на казенных хлебах и чаях… Но попадаются и психи.
Сегодня был 50-й укол.
30 МАРТА 1957
В полной мере оцениваю и вхожу в идиотизм больничной жизни. И все злит. Вот Борис Левин, его «Юноша». В сущности – все гнусно, тлетворно все. Как Караваева и не старается спасти его в предисловии…
Старший врач: «Не мешайте нам лечить вас!»
А отлетающие плитки в ванной нужно, оказывается, прилепить масляной краской. Тогда не оторвет.
31 МАРТА 1957
Символично: у чернявого, скрипучего психа, который покинул нашу палату спустя первую же ночь (я упоминал про него, вроде), оказалась весьма локальная фамилия: Косушкин.
А еще у одного психа на кисти руки, прямо у пальцев, вытатуировано: «Я люблю вас». Очень удобно, наверное, при первом знакомстве.
Была Нинушка. Усталая-усталая. Нужно будет что-то придумать для нее.
Заглянули 3-Загладина-3. (Отец, сын, внук - Л.И.). Самый крупный - час сидел внизу, не могучи подняться: он, оказывается, был одет на босу ногу… И, упиваясь жизнью, поехали от меня в кино – к зоопарку. Рассказывали новости. Не очень веселые новости, в целом...
1 АПРЕЛЯ 1957
10 градусов тепла… Или это «с 1 апреля?»
Хорошо сказали сегодня в палате: «Люди за нас работают, а мы за них лечимся!» И еще. Алтаец, Михеенко, рассказывая о своих колхозных делах: «Берешь кобылу, подъезжаешь к так называемой скирде…» Ум у него явно заходит за разум.
Но и я сегодня утром решил, что наконец-то в самом деле схожу с ума. Читаю И.Новикова – «Пушкин в Михайловском». Только что он вручил свои стихи Анне Керн, — «Я помню чудное мгновенье…», она уехала, он ждет от нее первого письма, вот оно… Я переворачиваю страницу и читаю: «Директива партии о бескоровности в нашем колхозе выполняется успешно… Сегодня купили три телушки…»
Это из Бориса Левина, оказывается, выпавшая страница.
2 АПРЕЛЯ 1957
«Знамя» №3. Продолжение Н. Ильиной. Хорошая, старая честная российская белогвардейщина. Со всхлипыванием и надрывом. Традиционно-жалобная и современно-умная, — вот, мол, мы какие самобеспощадные и объективные! И сквозь все – нотка заискивания. Мораль наперед, торопливо, дана в заглавии – «Возвращение»!
Урожай на возвращения: в «Октябре» - Любимов, даже в «Литературке» - Казым-Бек, возмутивший Эренбурга…
Но после Игнатьева все это уже – поднятая целина.
3 АПРЕЛЯ 1957
Моральный износ оборудования
Аморальный износ оборудования
Студент, который в общей толпе пятикурсников пришел изучать психов, был обнаружен спустя четыре часа после их ухода в курилке. Халат был разорван, шапочка (белая) лежала на столе, он тушил в ней сигареты, азартно лупил костяшками домино и орал: «Азик… Рыба… Яйца!..» Его отправили прямо в 7-е отделение.
А что, если бы каждый раз, как стукают костяшкой, с такой же силой бить стучащего по голове?
Сестру, сделавшую мне тогда замечание и вообще придиравшуюся на каждом шагу – выдворили. В 4-е женское. Туда ей, к Серовой, и дорога!
Стирал носки. Потом штопал. Очень успокаивает. Странно – я сплю два раза в день, гуляю – дважды, ем – пять раз в день, и к вечеру все больше и больше устаю.
Перешел на немецкую литературу. Оскар Мария Граф – «Бездна». Арнольд Цвейг - «Воспитание под Верденом».
58 уколов. Нет, - 60 уже.
4 АПРЕЛЯ 1957
Сегодня опять допрашивали студенты. Двое. Одна из них буквально вывела из себя.
— А вы знаете, в какой клинике лежите?
— А на работе вас не притесняли? Знаете, многим так кажется…
— А врачи хорошо относятся, все назначения делают?
Дура. Она решила, что я псих.
А может быть так и есть?
Иначе, почему же все так злит?
Уже второй день упорно подъезжает ко мне новичок, улегшийся у окна, на место юриста.
— Сыграем в шашки?
— Нет, спасибо. Не хочу.
— Давайте побеседуем?
— Извините, мне на процедуру…
Сегодня он слышал допрос меня студентками, и на прогулке пристал:
— Трудно написать статью? Как это делается?
— Нет, не трудно. Берется лист бумаги, перо, чернильница…
Нет, положительно псих.
Или это, все же, я псих? Новенький больной появился, как две капли воды – Чхеидзе … А борода – «Мечников-Менделеев», оказывается, снимается статистом на «Мосфильме» за 30 рублей в день и даже ездил от «Мосфильма» в командировку в Ростов-на-Дону на съемки… Своих бород там, что ли, не хватает?..
Мирский прислал сегодня, наконец, 13-й номер и стишки – от съезда до съезда – и всякие выписки из «писем в редакцию». Все это я давно знаю, конечно. Но спасибо. А дозвониться до них не могу…
63 укола.
5 АПРЕЛЯ 1957
Интересно, что именно сказал бы Сталин, если бы ему довелось сейчас прочитать подряд всю подшивку «Правды», начиная с 5/III-53? Вероятно, был бы удивлен…
По радио передали, что создается новый журнал – «Мировая экономика и международные отношения». Для Меньшикова специально, очевидно.
6 АПРЕЛЯ 1957
Из Арнольда Цвейга («Воспитание под Верденом»):
«Мы жульничаем, и те жульничают. И только убитые не жульничают, только они – единственные порядочные персонажи в этом представлении».
«Нет ничего истинного, - и все дозволено!»
«Только на бумаге война всегда протекает гладко. Да поразит чума всех этих пишущих шакалов!»
«Три вещи нужны для проведения войны – алкоголь, табак и солдаты».
«…Профессор пресыщен людьми. Плоские, цвета маски, лица этой породы животных вызывают в нем тошноту, как и все углубления в этих масках: впадины, рты, ноздри, продолговатые отверстия, из которых выпирают глаза, не говоря уже об ушах, в которые, правда, проникают звуки, но не их смысл».
В «Соловьевке» это ощущаешь особенно остро.
Один псих сегодня ночью ушёл из палаты и растянулся на полу в столовой. Все же – разнообразие.
Анекдот: «Вот раньше мы играли – «Три сестры», «Дядя Ваня», - в зале – битком… А теперь? На сцене – битком, а в зале – три сестры, да дядя Ваня…
68 уколов.
7 АПРЕЛЯ 1957
Он по-немецки рассудителен, медлителен, порой натуралистичен, но не глуп, хоть и навязчив.
«… Солдат во время долгой войны, каким бы мужественным он ни казался, опять возвращается во всех важных жизненных функциях к детству.
Он не ест ножом и вилкой, а хлебает суп. Он не испражняется в одиночестве, а садится в нужнике, на людях, как это бывает обычно в детской.
Он сильнейшим образом обуздывает свою волю и, безусловно, без лишних слов, повинуется, как повинуется маленький ребенок взрослому, которому доверяет или который принуждает его к этому. Потоки его душевной деятельности – любовь и ненависть, одобрение и возмущение – изливаются на начальников, заменяющих отца и мать, и на товарищей, напоминающих братьев и сестер.
В этом состоянии детства, в котором разрушение играет такую же большую роль, как и в жизни детей, для отношений между мужчиной и женщиной остается место только в воображении. Кроме того, и солдат, и малый ребенок избавлены от борьбы за хлеб насущный, от добывания средств и производительной деятельности, от хлопот, труда и вознаграждения за него, от всего того, что теснейшим образом связано с состоянием взрослого человека».
«…но зато в госпитале, после сильнейшего потрясения и физических страданий, наступает обычно второе рождение – созревание…».
8 АПРЕЛЯ 1957
«На войне всегда гибнут не те, кто этого заслуживает. Каждое мгновение кто-либо отправляется в небытие, и это происходит без всякого шума».
«Никогда не знаешь, что будет с тобой завтра. Удивляешься не тому, что умираешь, а тому, что остался в живых. Но пока человек жив, ничто еще не кончено».
«Быстро ли бежит время в больнице? Это зависит от самого больного, но не от времени».
«Если несколько недель подряд подвергать себя строгому воздержанию, то самое легкое вино сразу ударяет в голову. Но оно веселит душу, как сказано еще в священном писании: утешает скорбящих, ободряет калек, дарует сладкий сон праведникам».
Вот как!
Г. Троепольский. «Прохор семнадцатый и другие. Записки агронома».
Чего его хвалили? За какую свежесть? Ученическое подражание Гоголю, взошедшее на дрожжах графоманства и сдобренное непритязательной ограниченностью.
Но все же – хотя бы грамотно! А вот некий Э. Фейгин, изданный в Тбилиси «Зарей Востока» (Ау, Тевосян!), так тот прямо так пишет:
«Пять лет вынашивал и таил звериную злобу кулак. Пять лет готовился он нанести свой злодейский удар. И вот пролилась, обагрив родную землю, горячая кровь сельского коммуниста».
Это – не пародия, а, по замыслу Э.Фейгина, - художественное произведение, фрагмент повести «В добрый путь».
В другом месте, в этой же повести, Фейгин справедливо замечает:
— «Без таланта книгу не напишешь…»
— Но, как видим, издашь!
9 АПРЕЛЯ 1957
В субботу, 6-го, от нас, из нашей палаты, выписался Цейтлин Борис Михайлович, кандидат технических наук. Он сам попросился, невмоготу уже, мол! Вчера вечером, в понедельник, я иду в курилку, и вдруг… встречаю его! Чистенький, только что из-под душа, в красной пижаме (среди нас – тогда всех серо-синих), смущенный и огорченный…
Оказывается, - вернувшись домой, он почувствовал, что не может, ну просто – не может быть тут, среди людей… Страшно. В понедельник с утра жена привела его обратно. Естественно, не принимают. Она – к Денисову, в слезы… Главный не возражал – принять!
И вот Б.М. уныло бродит, среди нас, вновь…
А я его еще при расставании спросил: «Когда обратно?»
Это было последней фразой.
10 АПРЕЛЯ 1957
75 уколов. Я становлюсь похожим на решето.
11 АПРЕЛЯ 1957
Вообще черт знает, что. Моя благолечащая, оказывается, вообще не намерена была выпускать меня отсюда в апреле. Еле уговорил число на 25-е… Или это с ее стороны «психоуступка» - мол, надейтесь и не нервничайте? Надо усилить подрывную работу. Точить как капля…
Уже больше, в общем-то, паршиво становится. Слава богу, хоть идиота-алтайца от нас перевели. Остался один , свистун и бесцеремонная дрянь, а в остальном палата подобралась хорошая.
Пожалуй – лучшая в этом сумасшедшем доме.
12 АПРЕЛЯ 1957
Открываются хоть какие-то перспективы. Вчера уже начали снижать инсулин – 18 вместо 36, сегодня будет 8 – и все. Потом, говорят, день отдыха, потом – 6 апоморфинов с провокацией на водку и, вроде, всё. Но вот беда, апоморфин, как будто, через день дают… Значит – только под самый Первомай высвобожусь… Выпустят ли?
Нина Васильевна, операционная сестра, велела принести водки. Для провокаций.
— А если я попрошу купить?
— Если у вас есть деньги…
— «На водку у тебя всегда есть…», - вспомнился мне чей-то голос. (Чей бы?) А 30 рублей у меня так и лежат… Сегодня выдам на водку. Давненько, однако, не было таких расходов!
Сосед (маляр), узнав, что мне приказано достать водки, всполошился:
— А от какой болезни?
— От водки же.
— Клин-клином, значит! А как бы и мне?
— А что?
— Да, я тоже выпиваю… избавиться бы!
— Врачам говорил?
— Да что вы, разве можно? Меня от другой болезни лечат.
— Ну, тогда не выйдет ничего.
— М-да…
80 уколов. И в их числе – последний инсулин.
Гип-гип ура!
А погода – мерзкая… сегодня – слякотный туман.
Смешно, с каким нескрываемым, захлебывающимся восторгом ведется передача «Пионерской зорьки». Как будто ее авторы каждое утро заново открывают мир…
13 АПРЕЛЯ 1957
Итак, апоморфин начался. Укол из ампулы, на которой скрещены череп и куриные косточки – «Яд». Три стакана тепловатой воды. Таз в ноги. И сидеть. А когда минут через 10 начало подташнивать – глоток водки из стопки, стоящей под рукой, и содержимое обводненного желудка извергается в таз.
Приятного немного, - разве только воспоминания о чистых утренних часах…
«Провокация» затем должна будет, по-видимому, вызывать извержения без АМ («Адской микстуры», апоморфина, - Л.И.), от одной водки. Но какой псих будет перед этим заглатывать теплую воду, которая сама так и просится в таз? И вообще, если провокация не сработает, - тяпнешь и попросишь – дайте закусить!…
Сегодня вербная суббота. Во дворе, за очень удобным для влезания железным заборчиком, раскинулась ива. Она забарашилась. Во время вечерней прогулки орава психов, подзуживаемая истерическими взвизгиваниями женского двора, притянула на территорию психодрома здоровую ветку и мигом полетели прутья…
Это вызвало контратаку жильцов соседнего дома, которым, видимо, эта ива была дорога как память. Крики и взвизгивания стояли с полчаса. « — А ты кто такой?!», « — От психа слышу!».
Ива заметно проредилась.
Но это семечки по сравнению с тем, какие вопли несутся каждый день из 7-го отделения. Говорят, что там репетирует самодеятельность: хор психов готовится к 1 мая.
Сестра испытывает, как реагирует больной на неожиданные раздражения, какова его ориентация.
Среди ночи она вдруг будит его:
— Как ваша фамилия?
— Иваненко.
Назавтра ночью – тоже, в другое время.
— Как ваша фамилия?
— Иваненко.
Послезавтра:
— Как ваша фамилия?
В ответ раздается, отчетливо и достаточно громко:
— Иди на х…!
Больше она его об этом не спрашивала.
Фамилия психа: Корябочкин.
Сосед, маляр, подходит к другому больному – студенту. Тот лежит и читает Пушкина.
— У тебя что? «Евгений Онегин»? А ты разве раньше не читал?
Уже сегодня, в субботу, пришло «Новое время». Что бы это значило? Мемуары Н.Сергеевой, Факри Вобы(?) (жив, курилка!) и отряхнутый от назидательности Мурзаев, спокойно пролежавший 8 номеров.
Заседание продолжается?
14 АПРЕЛЯ 1957
Воскресенье. (Может быть, последнее?)
Гости. 2-Шейдин-2, Загладин и… Тамара Никонова!
На полпути откуда-то из Магдебурга в «Советскую печать». Она притащила книгу Роберта Сильвестра «Вторая древнейшая профессия». Со значением?
15 АПРЕЛЯ 1957
Сегодня – 2-й «АМ». (И 83-й укол вообще).
Зрелище достойное богов: над алюминиевыми тазами в ряд сидят три мужика, извиваются и блюют… Довольно неприятно. А от водки шумит в голове, все же. Или это от апоморфина?
Вообще, милое заведение. Тут в сортире у каждого свое любимое очко. Ждут, пока не освободится. Тут научили есть колбасу – ложками…
Выражение – «овальный дурак». В смысле – еще не круглый.
А все течет… Гуся Орехово-зуевского, который фальшиво пел оперы у окна, перевели в 7-е… Что это всех тянет в 7-е? Косушкина, Леонтьева, алтайца, теперь его? Подбирают палату? Не завидую…
16 АПРЕЛЯ 1957
… А Сильвестр – прямо в профиль лечебницы! Только, пожалуй, 7-го отделения… У А.Грина есть рассказ «Снег». Психологически – та же линия.
Вот Сильвестр:
«Просидите две-три недели по заданию газеты в каком-нибудь глухом районе, пережевывая надоевшие сплетни и томясь скукой в захудалом сельском кабачке, и вы не придадите значения случайной встрече… Это всегда было ясно и ему и ей с самого начала» (стр. 105)
«Для деловых связей смышленая жена дороже золота (110)
Про людей:
«В газетном деле полно таких вот, как он, старых отупевших кляч. Все, на что он теперь способен, — это торчать в редакции и изводить всех своими баснями о былом величии Нью-Йоркских газет. О той поре, когда он сам был на что-то годен. Он один из этих проклятых ветеранов газетного дела. (71)
«В мире нет ничего, что нельзя было бы проверить, нужно только знать, куда смотреть. А если вы этого не знаете, вам здесь нечего делать». (241)
А Билл Барни? «…В газетном деле хорошему правщику голодная смерть не грозит. Кое-кто может допиться до смерти – это да, но с голоду хороший правщик никогда не помрет». (243)
Билл запивал так – уединялся в далекий кабачок, пил и …правил дешевые журнальчики с детективными пародиями (вышедшие уже!) – грамматику и стиль! (236)
А Старейший Театральный Критик (267-274)
И все другие… Прелесть!
«Просто-напросто не существовало такого человека, который мог бы, проработав более или менее продолжительное время в газете, не стать циником до мозга костей. Самые лучшие журналисты – сплошь циники…» (128).
«Вы должны долбить и долбить в одну точку, если хотите, чтобы читатели что-то усвоили. Один раз приподнести им – этого мало. И два раза мало. Вы должны вбивать им это в башку до тех пор, пока они сумеют просвистеть хотя бы первые четыре такта» (128).
«Никогда не повторяй одну и ту же ошибку дважды!» (204)
И особое место Сильвестр отводит теме виски. Это уже просто диссертация:
«… Для некоторых журналистов их профессия бесплодна. Отдают ей себя целиком, а настоящей награды не жди… Взять хотя бы вечную гонку… Это тоже одна из причин, почему пьянство становится профессиональной болезнью. Не успеешь переступить порог редакции, как начинается гонка. Время нависает над тобой… и с приближением последней минуты для сдачи материала напряжение достигает предела. И ведь это не то чтоб иногда, от случая к случаю. Нет, так всегда – изо дня в день, из года в год. Каждый день одно и то же.
А потом, когда материал сдан, сидишь и ковыряешься с какой-нибудь статьей, нервы взвинчены до предела… Ну, куда тут, к дьяволу, пойдешь? Домой в постель, что ли? Или в библиотеку Юнион клуба?... Выйти из этого напряжения после такого сумасшедшего дня, сбросить его с себя в ту же минуту как только сдан материал – все равно, что заставить разгоряченную лошадь остановиться на всем скаку за чертой финиша!.. Сотни мыслей крутятся в голове. Вспоминаешь неоконченные разговоры, возмущаешься поведением начальства, разными несправедливостями, пристрастным отношением к твоей работе. А когда все это гложет и не идет из головы, тут уж прямой путь – в ближайший кабак». (215)
«Ежедневно, и даже в рабочее время необходима какая-то доза алкоголя так же, как автомобилю требуется определенное количество бензина, чтобы проделать столько-то миль». (217)
… Кто стареет быстрее – тот, кто пьет крепко и систематически или тот, кто пьет – так до бесчувствия, а уж трезв – так трезв, как стеклышко?» (217)
«Да, пьянство, пожалуй, всегда будет проблемой для любого редактора» (218)
«Тот, кто напивается в выходной, пьет потому, что любит пить» (218)
«Нет, сам он предпочитал закоренелых пропойц – сосункам. В газеты поналезла масса сосунков…» (218)
И, наконец, — «Каждый рано или поздно должен где-нибудь поскользнуться…» (279)
…Но хватит, а то я уподоблюсь сумасшедшему алтайцу, переписывающему книги в гроссбух!..
17 АПРЕЛЯ 1957
За моим столом появилась новая фигура с козлиной серебрящейся бородкой в тон пижамы (своей), и голубыми глазами. Панова (?) Женя, ау!
Вчера приезжал Слуцкер. С места в карьер – меня хотят секретарем, а его… на СНД (страны народной демократии – Л.И.). Обещают (ему!) две поездки в этом году – Румынию и Венгрию…
Не буду расписывать в подробностях то, что я думаю про все это. В чисто официальных тонах я Слуцкеру сказал свое «нет». Вот Шейдина – секретарем… А меня можно выпускающим, раз я люблю запах типографской краски…
С Михаилом Григорьевичем Палавой (?) разговорились. Славный старикан, понимающий. А остальное – «бэз пэрэмэн». Только интриги, рассказанные Слуцким, все же взволновали так, что пришлось глотнуть два порошка из «НЗ»…
18 АПРЕЛЯ 1957
88 уколов.
«Комплекс неполноценности – раздражительность, легко уязвимое самолюбие».
В курилке рассказ о психе из 1-го отделения, который похвастался, что сегодня «имел 82 женщины».
Маляр писал вывеску сапожной мастерской. Сапоги вышли кривые, туфли – ублюдочные. Он не смутился и вывел: «Наилучший выбор ортопедической обуви!»
19 АПРЕЛЯ 1957
«А я сам, а я сам,
Я не верю чудесам!»
Уговорил Майю Германовну – мол, надо на работу, там ждут, перемены и пр.
Уже завтра, уже в субботу – домой. Нинушка ждет только дня через три-четыре, и не буду говорить, что еду, - наоборот.
Итак – все!