В столицах наших быт русский вовсе отжил; в городах было уродливое смешение старого с новым. Отцы и матери, заторопленные модами и рысканьем в каретах, оставляли дочерей на произвол мадамов, Бог знает, где завербованных. Вот в каких обстоятельствах Бецкий, с согласия Екатерины, ввел в стены Смольного монастыря 100 девиц и поручил их г-же Лафон, отличавшейся умом и нравственными качествами. Эта опытная наставница руководствовала юных питомцев своих по правилам Фенелона, изложенным в прекрасном сочинении "О воспитании девиц". С невинною душою, с просвещенными понятиями, обогащенные познаниями приятных изящных искусств юные россиянки вышли из колыбели своего воспитания и показались наивными и несмышлеными младенцами; и о Бецком разошлась молва, что он "выпустил сто кур, монастырских дур". Но кто был несмышленее - он или те молодые Чванкины, Жеманихи и устарелые прелестницы, которых секретарь Бецкого, поэт Я.Б. Княжнин, осмеивал и на театре, и в посланиях к Екатерине? Из множества примеров, какая несообразность была тогда между воспитанием и понятиями матерей и дочерей, расскажу здесь один: одна мать везла дочь свою, только что выпущенную из монастыря, представить знатной своей покровительнице и дорогой напевала ей: "Она дурная и злая женщина, но тебе должно к ней приласкаться". Еще не кончилось это поучение, когда карета остановилась у крыльца, и мать, торопливо вошед к своей покровительнице, пустилась величать ее всеми льстивыми именами, а монастырка, остановясь у дверей, вскричала: "Ах, маменька! Как же вы ее теперь так хвалите, а вы так ее бранили дорогою!" И сколько было таких обмолвок, и не удивительно: в монастыре между светом и ими была китайская стена, и юные питомки жили мечтами и воображением.
Насмешки бесят мелкую спесь. Бецкий пропускал их мимо ушей. Он служил добру. В почестях и чинах он был силен на одно добро. При Минихе поступали в корпус взрослые юноши. Бецкий, как будто по степеням новой жизни, разделил корпус на 5 возрастов. Каждый возраст состоял из 5 отделений, заключавших в себе по 20 дворян и 5 гимназистов, из мещанских детей; первых приготовляли к военной службе, а последних - к званию учителей, но в воспитании их не было никакого различия. Кто более успевал в нравственности и науках, тот и получал пальмы наград. Сын мещанина шел наряду с графами и князьями и по достоинству нередко был впереди их. Сближая сословия в общем воспитании, Бецкий желал, так сказать, породнить их навсегда, но это была утопия. Богатство, чины и почетность разделяют все в свете, и на это сердиться нечего; так все размещают или должности, или обстоятельства. Каждому возрасту назначался трехгодичный срок. В первый поступали малолетние и постепенно доходили до 5-го. Первый находился под надзором дам или надзирательниц, второй - под наблюдением гувернеров; а у трех последних были военные начальники. И Бецкий умел выбирать надзирательниц, или, лучше сказать, матерей малолетним питомцам. Они сохраняли здоровье пяти и шестилетним питомцам. В России, в нашем отечестве, мы, дети, удаленные от родины и родных, жили как будто на чуждой стороне, но сердце везде откликается на голос любви, и Бецкий с колыбели нашего воспитания призвал эту душевную любовь. Воспитание юного современного поколения было владычествующею мыслью Бецкого. В половине октября 1788 г. он сказал секретарю своему Княжнину:
- Вы, любезный Яков Борисович, отказались для меня от всех лестных предложений А. А. Безбородко; надобно же и мне приготовить вам награду к вашим именинам.
- Награду, - отвечал Княжнин, - вы обижаете меня; вы знаете мой образ мыслей и удостоверены, что лучшей для себя наградою полагаю то, что вы делаете меня участником в исполнении цели полезной и благотворной для нашего отечества.
- Мы, - возразил Бецкий, - идем оба одинаковым путем, а потому я и приготовил вам награду, соответственную образу ваших мыслей и расположению вашей души.
Тут, взяв исписанный лист, он подал его Княжнину. Яков Борисович, пробежав быстро обе страницы, сказал:
- Это приглашение в Академию Художеств всех родственников воспитанников Академии.
- То есть ко дню ваших именин, но это будет не торжественный акт, а просто семейное собрание, и вы заготовите на этот случай речь "О достоинстве человека и о личной славе просвещенного художника"; в этот же день будет и выпуск воспитанников, окончивших учение в Академии.
- Этот день, - воскликнул Княжнин, - будет счастливейшим днем во всей моей жизни!
Бецкий подал ему руку и поцеловал его.
Речь и послание к воспитанникам Академии первоначально напечатаны были в "Собеседнике любителей российской словесности". Вот некоторые из них черты: "Часто видимые примеры свидетельствуют о том, что человек, хотя и обогащенный дарами природы, но без воспитания лишенный надежного путеводства; не шествуя, но, так сказать, скитаясь в пустынях света и не умея править собою, падает; и, показав к пущему сожалению сограждан, сколько бы он мог быть полезен, увядает, не оставя по себе ничего или весьма мало плодов, которые каждый гражданин обязан приносить своему отечеству".
А вот что он говорит в послании своем к воспитанникам Академии Художеств о личном достоинстве художника:
Не думайте, чтобы почтение обресть,
Нужна бы вам была чинов степенна честь.
Не занимаяся во век о рангах спором,
Рафаэль не бывал коллежским асессором.
Животворящею он кистию одной
Не меньше славен был, как славен и герой.
Где был Бецкий, там были и отеческая заботливость и привет сердечный. С каким радушием принимал он нас в день своих именин, с какою лаской сам угощал нас и с какою нежною внимательностью расспрашивал нас о предметах нашего учения! Бецкий обладал глубокими сведениями в науках и искусствах. Он подал мысль кисти Лосенко изобразить Екатерину, сожигающею маки на алтаре любви к отечеству, то есть поставить ее на стражу пользе ее народа. На такой страже был и сам Бецкий. Мысль его неусыпная о благе человечества положила основание Сиропитательного, или Воспитательного дома в Москве.
В старинной Руси, в одном только Новгороде был учрежден приют для безродных младенцев. Ежегодное стечение гостей иноземных из восьмидесяти немецких городов на берега Волхова и реки Великой заносило туда две заразы: чуму и своеволие страстей. Первая, известная под названием черной смерти (1352), завезенная из Китая с товарами в Новгород и Псков, долетела оттуда до Москвы, поражала и князей, и бояр, и поселян. Второе зло было постояннее, и предки наши, в предупреждение душегубства, учредили Сиропитательный дом в Новгороде. Но в старинной Москве это пособие не было нужно. Статья о тогдашних московских приказах, помещенная Н.И. Новиковым в Древней Вифлиофике, свидетельствует, что в то время в нашей столице не было праздношатающихся людей, и что в быту семейном соблюдали чистоту нравов. Наш свет стоит на торговле; иноземные гости соединены были взаимными выгодами, получая прибыль от избытков Новгорода, обладавшего тогда торговлею, до рубежей Сибири, не завоеванной еще Ермаком, а Новгород богат был и серебром, и золотом, и всеми драгоценностями мира торгового. Не то было в новой Москве. Туда залетели вдруг две заразы: моды и толпы слуг, гайдуков, официантов, и все это была молодежь, отторгнутая от сохи и затолпившаяся в домах расточительной почетности и на улицах московских. Мотовство разоряло быт сельский; за Москву страдали села и деревни; а в Москве час от часу более умножалось распутство. Что же оставалось делать Бецкому? Он не был законодателем, но он знал мудрое изречение, изображенное и на корпусной нашей стене, что вся мудрость человеческой политики состоит в том, чтобы предвидеть и предупреждать зло. Он предвидел, что от мотовства и неугомонных мод наследственные имущества будут добычею лихоимства, и что своеволие страстей будет доводить до того душегубства, за которое Петр I, несмотря на усиленные просьбы супруги своей, подверг виновную смертной казни. А потому Бецкий учредил Воспитательный дом на двух главных основаниях. Во-первых, чтобы спасать несчастных жертв безродных при первом воззрении их на свет. Во-вторых, чтобы пособием ссудным и сохранным сколько возможно предохранить и помещиков, и крестьян от неизбежного разорения. Сколько невинных младенцев, отринутых людьми и отданных под покров Божий! Вот и родословная, и грамота Бецкого. 1812-го года горела Москва, гибли в ней от голода целые семейства, а малолетнее отделение Воспитательного дома ограждалось и безопасностью, и всеми привольями жизни. Начальником его был тогда отставной полковник Тутолмин. Полагая, что французы зажигают Москву, он вооружил своих людей и стал с ними на стражу Воспитательного дома. Узнав о том, Наполеон потребовал его к себе. Не зная по-французски, Тутолмин взял с собою переводчика. На вопрос Наполеона: "Кто сжег Москву?" - он отвечал: "Французы". - "Ошибаетесь, - возразил Наполеон, - но вы честный и храбрый человек, вас никто не потревожит, Воспитательный дом должен быть под общим покровительством человечества".
Ни один из наших поэтов не славил Бецкого при жизни его. Один только Державин звуками лиры своей почтил его могилу, а архимандрит Анастасий в память его произнес умилительное слово в нашей корпусной церкви, и мы, кадеты, принесли ему в дань благодарности искренние слезы наши. Но если когда-нибудь на берегу Москвы-реки, против Воспитательного дома, воздвигнут памятник Бецкому, то лучшею для него надписью послужат слова Наполеона: "Воспитательный дом состоит под общим покровительством человечества".
Свободное копирование
