Во время этой первой военной зимы мужество поддерживалось новостями о наших военных успехах; и, хотя больших вечеров не устраивалось, небольшие обеды часто давались в гостеприимных домах.
К весне я ощутила перемены в умонастроениях в столице. Письма Михаила из штаба великого князя день ото дня тоже отражали впечатления от ужасного отступления. В Петрограде общая и личная печаль была чрезвычайно велика, веселье, характерное для зимних собраний, покинуло нас раз и навсегда. Ходило много слухов по поводу «оккультных», или немецких, сил, начавших влиять на события, многие ощущали дурные предчувствия по поводу будущего, создавалась атмосфера, в которой трудно было жить. Формировались новые партии, и было все труднее находить правильный курс среди водоворота подозрения.
Июнь и начало июля муж оставался в штабе, по-прежнему страстно желая отправиться на фронт, в то время как я находилась за городом. В конце июля его внезапно назначили командиром его величества императорского Кирасирского полка; это был великолепный отборный полк, превосходно укомплектованный офицерским составом и уже прославившийся в ходе войны своей дисциплиной и храбростью. Кантакузин пришел в восторг. Он поспешно покинул штаб и отправился в Петроград, телеграфировав мне с просьбой приехать, поскольку ему предстояло провести там какое-то время, пока его назначение не пройдет через несколько департаментов военного министерства. Если он поедет на фронт, нам следовало кое-какие дела привести в порядок.